Сердце Ангела
Шрифт:
— Да. Вот видите круг? Змея глотает свой хвост. Такой знак действительно есть. Это Дамбалла, она символизирует геометрическое совершенство Вселенной. Только посвященный никогда не стал бы ее рисовать рядом с Бабако.
— Значит тот, кто все это рисовал, все-таки кое-что знал о вуду? По крайней мере, он знал, как выглядят Дамбалла и Бабако.
— Так я вам это уже час объясняю! Вы знаете, что Джонни одно время увлекался Обеа?
— Я знаю, что он был хунси-босал.
— Да-а, Ножка был то еще трепло. Что он вам еще разболтал?
— Только, что у Джонни был роман с твоей мамой.
Епифания
— Это правда. — Она покачала головой, словно отказываясь от собственных слов. — Джонни — мой отец.
Да, вот уж новость так новость. Я замер, вцепившись в ручки кресла.
— Кто еще об этом знает?
— Никто. Я, вы и мама. Мама умерла, значит, только мы.
— А Джонни?
— Мама ему не сказала. Мне еще года не было, когда его в армию забрали. Я вам правду говорила: я его действительно никогда не видела.
— А почему ты сейчас вдруг решила мне все рассказать?
— Мне страшно. То, что Ножку убили, — это как-то со мной связано. Как — не знаю, но это точно, я сердцем чувствую.
— И ты думаешь, что Джонни как-то в этом замешан?
— Я не знаю, что мне думать. Это вы должны думать. Просто я решила, что вы должны все знать. Может, вам это как-то поможет.
— Может быть. Если ты что-то от меня скрываешь, сейчас самое время сказать.
Епифания уперлась взглядом в сложенные ладошки.
— Больше ничего.
Она быстро поднялась, вся собранная, деловитая.
— Мне пора идти. Да и у вас, наверно, работы много.
— Да я как раз сейчас и работаю.
Я встал.
Она сняла пальто с вешалки.
— Вы ведь серьезно говорили про конфиденциальность?
— Все, что ты мне рассказала, останется между нами.
— Надеюсь.
Епифания улыбнулась. Она ничего не хотела от меня, просто улыбнулась, и все.
— Не знаю, может, это неправильно, но я вам верю.
— Спасибо.
Я стал выбираться из-за стола, но она сама открыла дверь.
— Не беспокойтесь, я найду дорогу.
— Телефон мой у тебя есть?
Она кивнула.
— Если узнаю что-нибудь, я позвоню.
— Не узнаешь — тоже звони.
Она кивнула еще раз и исчезла. Я замер у стола, прислушиваясь. Как только закрылась наружная дверь, я в три прыжка выбежал в приемную, попутно прихватив дипломат, содрав с вешалки пальто и заперев кабинет.
Я постоял, приложив ухо к двери, дождался, пока хлопнула дверь лифта, и вышел в коридор. Там не было ни души. Тишину нарушало лишь стрекотание арифмометра и специфический электрический гул: пока Айра Кипнис трудился над графой «итого» в запоздалой налоговой декларации, мадам Ольга избавляла клиенток от лишней растительности. Я рванул к пожарной лестнице и, перепрыгивая через три ступеньки, ссыпался вниз.
Глава двадцать пятая
Обогнав лифт секунд на пятнадцать, а то и больше, я приоткрыл дверь с черного хода и приник к щели. Я дождался Епифанию и вышел на улицу вслед за ней. Она свернула за угол и спустилась в метро. Я не отставал.
Епифания села в поезд линии Интерборо. Я вошел в соседний вагон и, как только состав тронулся, перебрался на скачущую железную платформу над сцепкой. Отсюда в стеклянное окошко двери мне хорошо было видно Епифанию. Она сидела,
Епифания пошла на восток по Южной улице вдоль Центрального парка, мимо памятника линкору «Мейн», [24] увенчанному колесницей, влекомой морскими коньками и отлитой, как известно, из пушки с затонувшего корабля. Народу было немного, и я держался на расстоянии: мне даже не было слышно, как стучат ее каблучки по восьмиугольным асфальтовым плитам.
Потом она свернула на Седьмую авеню и, вглядываясь в номера домов, торопливо пошла в сторону центра вдоль Атлетического клуба и украшенных статуями «Меблированных комнат Алвин Корт». На углу Пятьдесят седьмой ее окликнула старушка, нагруженная тяжеленной сумкой с покупками, и я остановился у входа в прачечную, дожидаясь, когда они договорят. Епифания объясняла старушке дорогу, тыча пальчиком в сторону парка и совершенно не замечая меня.
24
Памятник работы Аттиллио Пиккирилли (1866–1945). «Мейн» — американский линкор, гибель которого в 1889 году привела к началу американо-испанской войны.
Потом я чуть было не потерял ее из виду, когда она вдруг рванулась через улицу с двухполосным движением за секунду до того, как зеленый свет сменился на красный. Я застрял на тротуаре в безвыходном положении, но, на мое счастье, на той стороне она пошла медленней, изучая номера магазинов, расположенных в здании Карнеги-холл. Не успела еще загореться зеленая надпись «Идите», а Епифания уже вошла внутрь, помедлив секунду у двери в дальнем конце дома. Адрес известный: Седьмая авеню, 881. Резиденция Маргарет Крузмарк.
Медная стрелочка отсчитала этажи с первого по одиннадцатый, а в левом окошке ее сестричка двинулась вниз. Из лифта вышел целый струнный квартет с инструментами. Наверх, кроме меня, ехал только мальчишка из бакалейного магазина, нагруженный картонной коробкой с продуктами, которую он нес на плече. Он вышел на пятом этаже, и я сказал лифтеру: «Девятый, пожалуйста».
Под бешеный ритм чечеточных курсов, помещавшихся где-то внизу, я поднялся по лестнице на одиннадцатый этаж. Где-то в дальнем конце пустого коридора тирольскими напевами переливалось все то же сопрано.
Я остановился у двери со значком Скорпиона, положил дипломат на вытертый палас и щелкнул замочками. Лежавшая сверху папка-гармошка с липовыми формулярами и какими-то бумажками придавала моему другу благопристойно-официальный вид. Внизу же, в тайном отделении, я хранил свой профинвентарь. В полиуретановых гнездышках уютно устроился набор воровских инструментов из особо прочной стали, контактный микрофон, миниатюрный магнитофончик, бинокль «Лейц» с десятикратным увеличением, фотокамера «Минокса» с особой подставкой, чтобы фотографировать документы, связка отмычек, за которую я в свое время выложил пятьсот долларов, никелированные наручники и, наконец, заряженный «смит-вессон» сорок восьмого калибра с корпусом из сверхлегкого сплава.