Сердце Ангела
Шрифт:
— О, тут я пас. Я тогда проворачивал аферу с недвижимостью во Флориде. И какая афера — конфетка! Золотое было времечко…
Я вытряс из пачки сигарету и протянул было пачку Дэнни, но тот покачал головой.
— Да нет, Дэнни, я не думал, что тебе она лично известна, — я закурил. — Но ведь ты же тут пообтерся уже? Кто здесь у вас старожилы? Кто может помнить?
Дэнни поскреб затылок, что должно было означать раздумье.
— Я постараюсь, конечно, только дело-то вот в чем: у кого деньги есть, почти все сейчас на Бермудах или еще где-нибудь. Эх, если бы не счета, я бы сам сейчас
— Но кто-то же должен быть. Не один же ты тут со своим музеем.
— О! Ты сказал — я вспомнил. Тебе знаешь, к кому надо наведаться? Тут на Десятой, поближе к Бордвоку, есть театр уродцев. Они обычно в это время по циркам работают, но там все уже старые — пенсионеры, считай. Эти по курортам не ездят: особой охоты нет на публике показываться.
— Как это все называется?
— «Чудеса у Вальтера». Только хозяин там не Вальтер, а Хаггарти. Ну, этого ты сразу узнаешь: весь в татуировках, как автомобильная карта.
— Дэнни, ты кладезь!
Глава двадцать первая
Вальтеровы чудеса располагались на Десятой улице рядом с въездом на Бродвок и в еще большей степени, нежели их соседи, напоминали старинный бродячий балаганчик. Фасад невысокого здания был разукрашен флажками и плакатами, на которых весьма безыскусно были изображены живые экспонаты. Огромные полотна с карикатурной простотой выставляли напоказ человеческое уродство. Наивность живописца искупала жестокость замысла.
«Вот так туша!» — кричали буквы на плакате. Под ними толстуха размером с дирижабль прикрывала арбузоподобную голову крошечным зонтиком. Человек-татуировка («Красота требует жертв!») висел между мальчиком-собакой по имени Джо-джо и бородатой принцессой Софией. Тут же были намалеваны гермафродит, девушка, обвитая змеями, человек-тюлень и великан в смокинге.
В окошечке кассы красовалась табличка: «Открыто только по вых. дням». Вход был перетянут цепью, наподобие бархатного каната, преграждающего простым смертным путь в ночной клуб, но я поднырнул под нее и вошел.
Внутренность балагана освещалась только мутным окошком на потолке, но я сумел разглядеть множество окаймленных флажками платформ по двум стенам. Воздух пропах потом и печалью. В дальнем конце виднелась полоска света, пробившегося из-под закрытой двери. Я постучал.
— Открыто.
Я повернул ручку и оказался в большой пустынной комнате. Несколько просевших, видавших виды диванов и пестрые цирковые плакаты, развешанные по пятнистым от сырости стенам, создавали подобие домашней обстановки. На диване, казавшемся детским креслицем, восседала толстуха с плаката. Миниатюрная дама с курчавой черной бородой, вьющейся по скромному розовенькому платью, увлеченно склонилась над наполовину сложенной головоломкой.
Под лампой с пыльным, обтрепанным абажуром привычно играли в покер четыре нелепых и смешных существа. Человек-рыбка с ладонями и ступнями, растущими прямо из туловища, сидел, как шалтай-болтай, на большой подушке и держал карты в своих плавничках. Рядом с ним пристроился великан. В его ручищах обыкновенные игральные карты казались не
— Ну, играешь или нет? — грозно спросил он у иссохшего карлика в майке без рукавов. Карлик был покрыт таким количеством татуировок, что казалось, будто он одет в какой-то причудливый обтягивающий костюм. Знаменитый Хаггарти не был похож на своего пестрого двойника с плаката: его бледные, словно выцветшие, узоры были лишь линялой копией рекламных чудес.
Окинув взглядом мой дипломат, карлик рявкнул:
— Проваливай, не интересуемся!
— Я не агент, — ответил я. — Так что ни страхование жизни, ни патентованные громоотводы вам сегодня не грозят.
— Так чего тебе тогда надо? Посмотреть за бесплатно?
— А вы, наверное, мистер Хаггарти? Мне друг сказал, что вы мне можете помочь, подсказать кое-что.
— Что еще за друг? — вопросил разноцветный мистер Хаггарти.
— Дэнни Дринан. У него тут паноптикум за углом.
— А-а, знаю такого. Аферист паршивый. — Карлик отхаркнулся, сплюнул в мусорное ведро и тут же осклабился, чтобы показать, что шутит. — Друг Дэнни — мой друг. Говори, что там у тебя. Чем смогу — помогу.
— Можно сесть?
— Приземляйся! — Хаггарти ногой подтолкнул ко мне складное кресло.
Я уселся между ним и великаном, кисло поглядывавшим на нас с высоты, словно Гулливер на лилипутов.
— Я ищу мадам Зору, цыганку и гадалку, — сказал я, поставив на пол дипломат и зажав его ботинками. — До войны она тут на главной улице работала, гадала.
— Не припомню что-то, — сказал Хаггарти. — А вы? — Он обернулся к своим товарищам.
— Одно время была такая госпожа Мун, на чаинках гадала, — пропищал человек-рыбка.
— Так то китаянка была, — проворчал великан. — Она потом вышла замуж за аукциониста и уехала в Толедо.
— А зачем она тебе? — спросил человек-крокодил.
— Да она знала одного парня, которого я ищу. Вот, думал, может, подскажет мне что-нибудь.
— Ты что, легавый?
Я кивнул. Начни я запираться, было бы еще хуже.
— Сыщик, значит. — Хаггарти опять сплюнул. — А что? Всем как-то жить надо.
— Шпиков не перевариваю, — буркнул великан.
— Не перевариваешь, так не ешь.
Мой критик недовольно крякнул и умолк, а Хаггарти расхохотался и так стукнул по столу кулаком в красно-синих узорах, что развалил столбики фишек.
— Я знала Зору.
Это сказала толстуха. Ее голос был полон магнолий и акации и звучал нежнее фарфорового звона китайских колокольчиков.
— Только она была такая же цыганка, как мы с вами.
— Вы уверены?
— Конечно. Эл Джолсон [21] вон черной краской мазался, только негром от этого не стал, так?
21
Эл Джолсон — настоящее имя Аса Йолдон (1886–1950) — уроженец Литвы, популярный комический актер, часто гримировавшийся под чернокожего. В 1927 году снялся в первом в мире звуковом фильме.