Сердце бури
Шрифт:
Ярости. Страсти. Вожделению…
Его пальцы вызывают волну мурашек на ее бледной, сладкой коже, соблазнительно блестящей от пота. Он опускается ниже, к ключице. Его глаза блаженно закатываются.
— Учиться.
— Чему?
— Управлять своими страстями. И не позволять им управлять тобой. Это и есть искусство удерживать баланс внутри себя.
Искусство, которым Кайло Рен так и не сумел овладеть. Но возможно, Бен Соло не столь безнадежен?
Он обещает себе, что будет учиться вместе с нею. Постигнет все, что должен постичь — именно должен, потому что обладать Рей — это счастье,
Его губы осторожно приникают к обожженной ране на ее руке. Наверное, ему придется оставить на ней десятки таких царапин, пока его жена научится чему-то. Но после он покроет каждую из этих царапин десятком поцелуев, чтобы его нежность стерла память о боли.
Не медля ни секунды, пока дрожащие от желания его руки еще принадлежат ему, он касается ее живота, стискивает в ладонях кажущиеся хрупкими бедра. И наконец запускает пальцы под ее свободные тренировочные шаровары.
С ее губ слетает короткий стон — и все разглагольствования о равновесии вмиг теряют смысл.
С коротким рыком Бен спускает с нее штаны, нарочно заставляя ее прочувствовать всю неприкрытую порочность такой полунаготы — словно у последней шлюхи, которую берут грубо и поспешно, не трудясь даже раздеть. Ему хочется, чтобы она ощутила себя грязной, растленной, пока он ласкает и дразнит ее заученными прикосновениями к нежным складкам плоти. Чтобы она не боялась ничего. Чтобы, наплевав на свою добродетель, извивалась и стонала в его руках, всецело отданная на милость его и своей похоти.
— Хватит держаться, — шепчет он ей на ухо, когда ее взлохмаченная голова в приступе удовольствия заваливается ему на грудь. — Я уже видел, какой светлой ты можешь быть — какой доброй, самоотверженной, милосердной. Теперь я хочу увидеть в тебе Тьму.
Тем более что он знает — он уже чувствовал, и не раз, — на какую великую бесконтрольную страсть она способна. Когда она была полноправной хозяйкой процесса. Когда скакала на нем, настойчиво сжимая коленями его бедра, или проделывала кое-что языком, будь он проклят, если та энергия, что билась в ней, шла не от Темной стороны! Однако когда вихрь в ней утихает, Рей начинает стесняться того, что она делала в ослеплении сладострастия.
Рей не отвечает, однако ее тело говорит само за себя. Она истекает влагой и непроизвольно сжимает ноги, плотно обхватывает ими его руку, как будто умоляя не прекращать. Ее дыхание ускоряется с каждой секундой, и по собственным ощущениям Бен безошибочно понимает, что она — они оба — близки к развязке.
Он захватывает ее шею изогнутой полумесяцем рукой, прижимает к себе еще крепче, почти причиняя боль.
— Не стыдись себя, не бойся того, чем ты можешь стать. Только тогда то, что скрыто в тебе, будет тебе подчиняться. Только тогда Тьма может подчиниться твоему Свету, подчиниться твоему выбору, Рей…
И вдруг он обрывает свою тираду на полуслове.
Она кончает в конвульсиях, отчаянно хватая ртом воздух. Бен и сам чувствует, как между ног у него расходится влажное пятно.
Но ему этого мало. Рей не изменяет себе. Ее тело по-прежнему существует как бы отдельно от нее, он хорошо это осознает.
Не давая ей отдышаться,
Похоже, его напор порядком пугает ее — по крайней мере, ее светлую часть. Рей вжимает голову в плечи и умоляюще шепчет что-то. Но не встает и не пытается сопротивляться.
— Молчи, — одергивает он и рывком вторгается в ее тело.
Честно говоря, столь смешная и жесткая игра в глубине души вызывает страх и у него самого. Никогда прежде он не брал ее так, как сейчас. Даже когда освоился с протезами и наконец смог, как ему того хотелось, руководить процессом; даже когда страсть в нем зашкаливала, и он не имел никаких сил удержаться, Бен ни разу не был по-настоящему груб. И сейчас не отважился бы, если бы не чувствовал, что происходящее, несмотря ни на что, кружит голову Рей так же, как ему.
Он усиливает толчки, пока Рей окончательно не падает на траву. Тогда Бен, закусив нижнюю губу до крови, всем телом наваливается на нее сверху.
Проклятье, ей это нравится! В самом деле нравится быть в его власти, покоренной и сломленной. Притворяться, будто он берет ее силой, и одновременно осознавать, что она хочет этого не меньше…
Дневной свет нещадно ударил по глазам. Не поднимая век, Бен зажмурился сильнее. Нет, он не желает покидать видение прошлого…
… где Рей лежит под ним, судорожно зарываясь пальцами в траву, с со слезами на глазах вновь и вновь повторяет его имя, а он решительными толчками вбивает ее в землю и втайне поражается и ей, и себе.
Потом она вдруг приподнимается на вытянутых руках и садится. И мощное тело ее супруга почему-то не в состоянии ее удержать.
Она поворачивается к нему лицом, и он видит ее улыбку. Коварную и восхитительную улыбку ведьмы, которая как бы спрашивает его: «Ты этого хотел, не так ли?»
И да, и нет. Глупо отрицать, что происходящее давно вышло из-под его контроля, но… крифф, о каком контроле сейчас вообще может идти речь?!
Рей откидывается на спину, широко разводя ноги. Открывая перед ним все высоты блаженства, которое способно подарить ее тело, налитое соком Тьмы. Игривым, развратным движением, улыбаясь и маня. Она отдается ему с тем же запретным неистовым рвением, но на сей раз как бы говорит, что желает видеть его — его лицо, его глаза, — открыто и без стеснения.
Снова противный луч солнца заставил его поморщиться. Но Бен по-прежнему не собирался возвращаться в реальность — что бы ни было этой реальностью: хоть брюхо сарлакка, хоть обратная сторона вселенского потока. Он зарылся с головой в свое сновидение, как упрямый ребенок, который не желает вылезать из постели.
Он вновь входит в нее — и вот, поглядите на них! Два недавних девственника, они жадно, по-животному совокупляются прямо на земле, не сняв одежды, исходя страстью в лучших традициях ситхов. Он грубо толкается в нее, она бесстыдно выгибает спину. Вид ее раскрасневшихся щек и изысканного изгиба подбородка, который кажется особенно пленительным, когда Рей запрокидывает голову назад, поистине сводят его с ума. Он давно знал, что их судьбы связаны, но никогда еще не ощущал их связи так явственно, как во время этой сумасшедшей близости.