Сердце Единорога. Стихотворения и поэмы
Шрифт:
392
Женилось солнце, женилось
На ладожском журавле,
Не ведалось и не снилось,
Что дьявол будет в петле,
Что смерть попадется в сети
Скуластому вотяку!..
Глядятся боги и дети
В огненную реку
И видят: журавье солнце
На тигровом берегу
Курлыкает
Взнуздавшем коня-пургу.
Будя седую пустыню,
Берестяный караван
Везет волшебную скрыню
Живых ледовитых ран, —
От хвой платану подарок,
Тапиру — тресковый дар...
Тропически ал и жарок
Октябрьских знамен пожар.
Не басня, что у араба
Львиный хлеб — скакун в табуне,
И повойник зырянка-баба
Эфиопской мерит луне;
Что Плеяды в бурлацком взваре
Убаюкивает Евфрат,
И стихом в родном самоваре
Закипает озеро Чад.
<1920, 1921>
393
Михаилу Соколовскому
Я знаю, родятся песни —
Телки у пегих лосих,
И не будут звезды чудесней,
Чем Россия и вятский стих!
Города Изюмец, Чернигов
В словозвучье радость таят...
Пусть в стихе запылает Выгов,
Расцветет хороводный сад.
По заставкам Волга, Онега
С парусами, с дымом костров...
За морями стучит телега,
Беспощадных мча седоков.
Черный уголь, кудесный радий,
Пар-возница, гулёха-сталь
Едут к нам, чтобы в Китеж-граде
Оборвать изюм и миндаль,
Чтобы радужного Рублёва
Усадить за хитрый букварь...
На столетье замкнется снова
С драгоценной поклажей ларь.
В девяносто девятое лето
Заскрипит заклятый замок,
И взбурлят рукой самоцветы
Ослепительных вещих строк.
Захлестнет певучая пена
Холмогорье и Целебей,
Решетом наловится Вена
Серебристых слов-карасей!
Я
На безбрежье песенных нив,
Благовонной зеленой слезкой
Безымянный прах окропив.
1920
394
Миновав житейские версты,
Умереть, как золе в печурке,
Без малинового погоста,
Без сказки о котике Мурке,
Без бабушки за добрым самоваром,
Когда трепыхает ангелок-лампадка...
Подружиться с яростным паром
Человечеству не загадка:
Пржевальский в желтом Памире
Видел рельсы — прах тысячелетий...
Грянет час, и к мужицкой лире
Припадут пролетарские дети,
Упьются озимью, солодягой,
Подлавочной ласковой сонатой!..
Уж загрезил пасмурный Чикаго
О коньке над пудожскою хатой,
О сладостном соловецком чине
С подблюдными славами, хвалами...
Над Багдадом по моей кончине
Заширяют ангелы крылами.
И помянут пляскою дервиши
Сердце-розу, смятую в Нарыме,
А старуха-критика запишет
В поминанье горестное имя.
1920
395
Свет неприкосновенный, свет неприступный
Опочил на родной земле...
Уродился ячмень звездистый и крупный,
Румяный картофель пляшет в котле.
Облизан горшок белокурым Васяткой,
В нем прыгает белка — лесной солнопёк,
И пленники — грызь, маета с лихорадкой
Завязаны в бабкин заклятый платок.
Не кашляет хворь на счастливых задворках,
Пуста караулка, и умер затвор.
Чтоб сумерки выткать, в алмазных оборках
Уселась заря на пуховый бугор.
Покинула гроб долгожданная мама,
В улыбке — предвечность, напевы — в перстах...
Треух — у тунгуса, у бура — панама,
Но брезжит одно в просветленных зрачках:
Повыковать плуг — сошники Гималаи,
Чтоб чрево земное до ада вспахать,
Леха за Олбнцем, оглобли в Китае,
То свет неприступный — бессмертья печать.
Васятку в луче с духовидицей-печкой
Я ведаю, минет карающий плуг,