Сердце Единорога. Стихотворения и поэмы

Клюев Николай Алексеевич

И бренчит ожерельем строк.

Примеряет мадам культура

Устьсысольский яхонт-платок,

Костромские зори-сережки,

Заонежские сапожки...

Строятся филины, кошки

В симфонические полки.

Мандолина льнет к барабану —

Одалиска к ломовику...

По кумачному океану

Уплывает

мое ку-ку.

Я — кукушка времен и сроков,

И коврига — мое гнездо,

А давно ль Милюков, Набоков

Выводили глухое До?!

Огневое Фа — плащ багряный,

Завернулась в него судьба...

Гамма Соль осталась на раны

Песнолюбящего раба.

<1921>

40

8Солнце избу взнуздало —

Бревенчатого жеребца:

Умчимся в эскуриалы,

В глагол мирового Отца,

С Богом станем богами,

Виссонами шелестя!..

Над олбнецкими полями

Взыграло утро-дитя —

Сиамских шелков сорочка,

Карельские сапожки...

Истекла глухая отсрочка

Забубённой русской тоски:

На покосе индус в тюрбане,

Эфиоп — Вавилин приймак!

Провидит сердце заране

Живой смоковничий мрак.

И когда огневой возница

Взнуздывает избу,

Каргопольским говором Ницца

Провещает Руси судьбу:

Пустозерье кличет Харраном,

Казуарами — журавлей...

Плывут по народным ранам

Караваны солнц-кораблей.

И, внимая плескам великим,

Улыбается мать-изба,

А за печью лебяжьим криком

Замирает миров борьба.

<1921>

409

Солнце верхом на овине

Трубит в лазоревый рог...

Как и при Рюрике, ныне

Много полюдных дорог:

В Индию, в сказку, в ковригу

(Горестен гусельный кус!),

Помнит татарское иго

В красном углу Деисус.

Грезит изба Гостомыслом,

Суслом — тверёзый корец...

Братья, по ранам иль числам

Огненный

ведом конец?

Наше смертельное знамя

Сладостней персей и струн,

Пляшет тигренком над нами

Юное солнце коммун!

Эво, ревун на раките,

Кафр у тунгуса в гостях,

В липовом бабьем корыте

Плещет лагуною Бах,

В избах и в барках ловецких

Пляска сидонских ковров!..

Тянет от пущ соловецких

Таборным дымом стихов.

<1921>

410

На заводских задворках, где угольный ад,

Одуванчик взрастает звездистою слезкой;

Неподвластен турбине незримый Царьград,

Что звенит жаворонком и зябликом-тезкой.

Пусть плакаты горланят: «Падите во прах

Перед углем чумазым, прожорливой домной»,

Воспарит моя песня на струнных крылах

В позапечную высь, где Фавор беспотемный,

Где отцовская дума — цветенье седин,

Мозг ковриги и скатерти девьи персты...

Не размыкать сейсмографу русских кручин,

Гамаюнов — рыдающих птиц красоты.

И вотще брат-железо березку корит,

Что, как песня, она с топором не дружна...

Глядь, в бадейке с опарою плещется кит,

В капле пота дельфином ныряет луна,

Заливаются иволги в бабьем чепце,

(Есть свирели в парче, плеск волны в жемчугах!)

Это Русь загрустила о сыне-певце,

О бизоньих вигвамах на вятских лугах.

Стих — черпак на родной соловецкой барже,

Где премудрость глубин, торжество парусов...

Я в историю въеду на звонном морже

С по до донною свитой словесных китов!

<1921>

411. Мать

Она родила десятерых

Краснозубых, ярых сынов...

В материнских косах седых

Священный сумрак лесов:

Под елью старый Велес,

Пшено и сыр на костре,

И замша тюркских небес,

Как щит в голубом серебре.

Поет заклятья шаман,

Над жертвой кудрявится дым...

Родительский талисман

В ученую лупу незрим.

И мамин еловый дух

<