Сердце Ёксамдона
Шрифт:
— Хочу наполнить чашу.
— Чашу?
— Когда она наполнится, — улыбнулся Ли Кын предвкушающее, — я изменюсь. Осталось немного. А такое доброе дело точно пойдёт в зачёт.
— Твои причины сугубо эгоистичны, — сделала вывод Юнха.
— Ну и что? Разве сами дела не важнее мотивов?
Юнха пожала плечами:
— Я не знаю. Как человек, я чувствую в этом… искажение. Но не могу жаловаться на твои мотивы, пока ты помогаешь нам и лечишь тело моего лучшего друга.
Ли Кын довольно кивнул и добавил:
— На сегодня
Он сделал шаг, и Юнха вдруг, неизвестно зачем, сказала:
— Санъмин-оппа постоянно присылал мне сообщения. Мы много переписывались.
— Думаешь, это тоже нужно делать? — Ли Кын наклонил голов набок.
— О, духи… — Юнха занервничала, не понимая, зачем вообще подняла эту тему. — Я не знаю, я первый раз таким занимаюсь…
— Будем писать друг другу сообщения, — подумав, ответил Ли Кын. — А теперь пока-пока! Мне ещё делать скучную человеческую работу и выслеживать того предателя-болтуна.
— Выслеживать?
Ли Кын довольно ухмыльнулся:
— Я уже уверен, что он разболтал начальству. Мол, Ким Санъмин стал слишком любопытен. И теперь он так на меня смотрит. И я тоже на него смотрю. Особенно, когда он чем-то занят. Потом он чувствует мой взгляд, оборачивается… У него всегда становится испуганное лицо, очень забавно.
«С кем я связалась!» — с отчаяньем подумала Юнха, глядя, как Ли Кын бодро шагает к лифту.
Выполняя свой план по социальным контактам на работе, на следующий день Ли Кын подсел к ней в столовой. Юнха вздрогнула, когда над её столом нависла длинная тень, но в остальном удалось с собой совладать.
На подносе Ли Кына еды было в полтора раза больше, чем обычно брал Санъмин, но Юнха не стала ничего говорить. Кто знает, не обратится ли при недостатке еды Ли Кын в голодного духа?
А у человека аппетит может измениться, не так-то это и странно.
— Я за всеми наблюдаю, — сообщил Ли Кын, отправляя еду в рот быстрыми и ловкими движениями. Санъмин ел совсем не так, и Юнха страдающе глядела на Ли Кына.
И потом до неё наконец-то дошло: да что с того, что он иногда ведёт себя странно? Неужели кто-то в самом деле заподозрит, что их коллегу подменили?
Юнха уже узнала, что с работой Ли Кын расправляется благодаря памяти и знаниям Санъмина. Но общаться с людьми у него вряд ли выходило так же ловко.
— Ты присылаешь мне странные сообщения, — сказала Юнха. — Нелепые стикеры — полбеды…
— Я нахожу самые интересные! — обиделся Ли Кын.
— О, да… — язвительно согласилась она. — Например, с танцующим… фаллосом.
Ли Кын хихикнул.
— Но когда это не стикеры, а текст…
— Это отчёты, — серьёзно ответил он. — О том, кто что делает и кто с кем связан. Я хочу понять, как все эти люди относятся друг к другу. Раньше мне это не давалось…
Он заглотил остаток риса и жадно поглядел
— А теперь я всё понимаю намного лучше, — похвастался Ли Кын. — Благодаря твоему другу. Он человек и понимает людей, а его эмоции и чувства передаются и мне.
— А раньше было не так?
— Раньше?
— Когда ты занимал чьё-то тело?
Ли Кын мотнул головой:
— Нет, это впервые. Иногда хотелось попробовать, но я думал о чаше добрых дел. Раньше не было такого, что занять чьё-то тело окажется к добру.
— Понятно…
— Ещё я обнаружил, что могу писать не только тебе, — добавил Ли Кын. — Мне вот…
— Слушай, но телефонами-то ты раньше пользовался? — не выдержала Юнха.
Он снова мотнул головой, водя палочками над почти опустевшим подносом:
— Редко и давно, когда у них ещё были провода и диски, ради любопытства. А так-то мне для чего? Я знал, зачем они нужны, в теории. Так вот…
— Кажется, ты один раз звонил Ок Муну при мне… — Юнха припомнила разговор у статуи стрелка возле «Азем Тауэр». — Или это был не ты? Он тогда говорил, что не нужна ему чья-то там змеиная помощь.
— А, это, — хмыкнул Ли Кын. — По телефону только он говорил.
— Я ничего не поняла, — призналась Юнха.
Ли Кын вздохнул:
— Это одна из вещей, которые я умею, — договариваться с человеческими игрушками, если в них есть электричество. Я уговорил его телефон передать мой голос. Я тогда был рядом и прятался в тенях, потому что следил за ним. За вами обоими. Но пока не хотел показываться тебе на глаза. Да и хёну тоже. Какой-то он был злой и расстроенный, больше, чем обычно.
— То есть… ты уже тогда…
— Ага, тогда мы впервые и встретились с тобой, просто ты этого ещё не знала, — он хихикнул. — Но ты погоди, я ж всё поделиться хочу! Хан Чиён прислала мне сообщение, и я ей ответил. Так весело.
Ли Кын посмотрел на Юнха с радостью во взгляде:
— Могу писать ей, когда захочу.
— Но не всё, что захочешь! — предупредила Юнха, чувствуя холодок: что он уже успел прислать Чиён? Только бы не танцующий фаллос.
— Я не шлю ей отчёты, — развеселился Ли Кын. — И я посмотрел, какие стикеры присылал ей Санъмин. И что он смайлы почти не ставит. Я же говорю, что не дурак.
У Юнха отлегло от сердца. Похоже, только с ней Ли Кын был самим собою, а с остальными старательно играл роль Ким Санъмина.
Кто-то остановился рядом с их столиком, и они оба одновременно подняли головы.
Начальник Ким выглядел… помято. Не в плане одежды — тут, как всегда, он был опрятен и даже по-своему элегантен, насколько это допускала его пока ещё не столь высокая должность. Но его лицо выражало слишком много эмоций за раз: смятение, вину, робкую надежду. На левой скуле под слоем тона всё равно проступала длинная царапина. Волосы были слегка растрёпаны, будто он запустил в них пятерню, а потом попытался пригладить.