Сердце фейри
Шрифт:
— Ах, — прошептала она. — Тогда подходит.
Она опустила хлеб, подложив под него ткань. Пар поднялся в воздух, теплый успокаивающий запах, ослабивший напряжение ее шеи. Она добавила сыр и свежую клубнику.
— У Циана потрясающий сад, — сказала она, когда села. Хижина показалась теперь маленькой, а воздуха не хватало.
Плащ все еще скрывал его лицо, но она ощущала его взгляд. Он задержался на ее волосах, спустился по спиралям кудрей на плечи и руки. Неприлично. Он сказал, что не был джентльменом, и она
— Он не обрадовался бы, услышав, как свободно ты произносишь его имя.
— Конечно. Может, потому я его и использую, — она отломила кусок хлеба, пар поднялся завитками в воздух.
— Ты так делаешь, потому что это может его злить?
— Раздражать. Я не собираюсь использовать его имя против него.
— Многие люди так говорят, но всегда используют имя.
— Думаешь, я такая, как многие люди?
— Я еще не встречал тех, кто разбивают мое мнение о твоем виде.
Сорча сунула хлеб в рот и жевала, чтобы дать себе время подумать.
— Вы плохо думаете о людях.
— У меня не было повода думать иначе.
— Я могу так сказать о вашем народе.
Боггарт взяла буханку, сунула под руку. Она посмотрела на них с подозрением, спрыгнула со стула и ушла к кровати. Ее чирикающее ворчание показывало, что ей не нравился напряженный разговор, когда она хотела насладиться ужином.
Сорча была с ней согласна. Прием еды должен быть мирным, в это время семья встречалась после долгого дня работы. Но что-то в этом мужчине задевало ее, и она невольно спорила.
— Какие у тебя претензии к фейри?
— Начну с того, что нас бросили. Вы пришли в мир, намереваясь изменить его под себя, а потом пропали.
— Пропали? — он сжал кулак на столе. — Твой народ нас выгнал!
— Сомнительно. Вы сами сказали, что фейри куда сильнее людей.
Она смотрела, как его кулак сжимается сильнее, камни и кристаллы хрустели. Он медленно ослабил хватку. Когда его ладонь снова ровно легла на стол, капюшон его плаща склонился на бок.
— Ты быстро соображаешь, как для человека. Это… интригует.
— Это звучит как комплимент, — она взяла клубнику и откусила большой кусок. Она считала это успешной битвой в их войне. Он победил в первой, выгнав ее в кошмарный дом, но она неплохо ответила.
Клубника лопнула во рту. Сладость окутала ее язык, заполнила чувства вкусом солнца и лета в поле. Сотни лет семья Сорчи боролась за выживание. Ее мама шептала истории на ухо, когда они ели эти красные ягоды.
Сок клубники переполнил ее рот, покатился сиропом по ее подбородку. Сорча не видела, как он двигался, но ощутила его ладонь, словно он клеймил ее. Его шершавый большой палец провел по линии сока на ее подбородке. Он задел ее чувствительную губу, поймав последние капли сока.
Один из кристаллов на его ладони задел ее челюсть. Холодный камень вызвал вспышку ощущений, призвал жар на ее щеки.
Она
Она была разбита, переродилась. Ее ладони сжались на коленях, она потрясенно смотрела на фейри, который дотронулся ее без спросу, разрезал ее стальную решимость и вышил на ее душе начало влечения.
Они смотрели друг на друга, застыв во времени. Свет луны проникал в ее окно и пронзал тень на его лице. Он плясал на глубоких трещинах с кристаллами, напоминая камень, который она как-то разбила и нашла жеод внутри.
Его глаза опасно блестели, и она не могла дышать. Синие, как ясное небо, как волны океана, они видели ее насквозь.
Он хотел ее. Он не играл. Его эмоции были голодными. Сорча видела такое у мужчин в бордели, даже на нее порой так смотрели, но она никогда не ощущала в себе ответные эмоции.
Ее желудок сжался. Она впилась ногтями в ладони, заставила себя проглотить клубнику.
Сорча смотрела, как он поднял ладонь к своему рту.
Стул заскрипел, она поднялась на ноги.
— Боггарт, ты доела?
Писк из угла сообщил, что фейри еще не закончила, но Сорче хватило этой ночи. Она оглянулась на тень за столом.
— Боюсь, мне придется попросить вас уйти, сэр. Мой путь сюда был тяжелым. Я еще слаба.
— Из-за пути, — повторил он, встав.
Она снова поразилась его размеру. Ее голова едва доходила до центра его груди. Она знала, что его ладони огромны, и она могла бы обвить руками его плечи, только если бы сильно постаралась.
Сорча выдохнула.
— Да. Я плыла неделю на корабле, а потом сама. Мерроу злы, когда преследуют добычу, так что позвольте, — она указала на дверь, не закончив под весом его взгляда.
— Меня уже отругали за неуважение желаний женщины. Я не хочу испытывать это снова, — он низко поклонился, плащ повис, будто крылья.
— Да, землеройка молчать не будет.
Он рассмеялся.
— В этой хижине из землероек только боггарт.
Сорча ждала злой визг, но Боггарт молчала. Может, соглашалась.
А ее щеки пылали. Она поспешила к двери и открыла ее.
— Спасибо за интересную беседу.
Он двигался как тень, тихий, замер перед ней. Она вдохнула запах мяты и воска.
— Был интересный, но короткий вечер, — сказал он и ушел.
Сорча прижалась к двери. Он унес энергию с собой, и ее тело опустело. Разговор был коротким, но ее ноги и ладони дрожали.
Дрожь пробежала по спине. Она развернулась и крикнула, высунувшись из двери:
— Камень!
Он замер с одной ногой на мостике, а другой на проклятом острове.
— Что, прости?
— Ты сказал, что некоторые зовут тебя Клох Ри. Я буду звать тебя Камень, пока ты не назовешь мне свое настоящее имя.