Сердце в подарок
Шрифт:
Пора возвращаться. Лечение Клары отняло совсем немного сил, но откат накроет в любую минуту. Лихорадка, конечно, не проклятие, однако качественную головную боль способна обеспечить надолго. А мне ещё вечером с рыжим разбираться.
Клара настаивает, чтобы я не лезла к паучьему заклятию. Даже не собираюсь. Просто попробую осторожно разделить питающие потоки, ослабить тёмную паутину. Может тогда проклятие Эдварда удастся снять.
***
Весь оставшийся день безвылазно сижу в комнате, изучая Кларин фолиант. Рыжий не беспокоит,
Под легкомысленной обложкой, больше подходящей дамскому роману, оказалась занятная книга: «Краткая теория наложения тёмных проклятий».
И она только подтвердила мои опасения. Помимо магической энергии, чёрные маги не брезговали поживиться и жизненной. Да что там, практически любой человек мог использоваться ими в качестве бесперебойного источника силы.
Правда с небольшими оговорками. Все должно происходить незаметно и иметь естественный вид.
Книга сплошь и рядом пестрела поучительными историями о том, как некоторые глупые и жадные тёмные «дровосеки» топорно и резко обрубали эфирные и витальные потоки, одним махом пополняя собственный резерв. И горели на этом в отличии от «ювелиров».
О, те действовали не в пример осторожнее: аккуратно и нежно дырявили каналы и любовно формировали новые — тонкие, едва заметные ручейки-пуповины для своих артефактов.
Свежесозданные потоки крепко связывали с самыми яркими эмоциями для регулярной подпитки. Чёрные маги виртуозно доводили чувства проклятых до абсолютного максимума, раскачивая их на своеобразных «качелях».
На пике, когда человек не владел собой, уходя во все тяжкие — кормежка артефактов чистейшей силой или энергией, на спуске — короткий отдых, чтобы дать жертве собраться с духом. И так бесконечно… Точнее, до последнего вздоха жертвы.
А там уже новая не за горами.
Маги тьмы хитро играли с людскими пороками, безошибочно вычисляя те, к которым имелась наибольшая склонность.
Ох! Кручу головой, разминая затёкшую шею. Потом встаю, иду к окну. Несколько минут перекатываюсь на носочках, восстанавливая кровообращение и задумчиво наблюдая, как садовник обрезает заросшие кусты, придавая им геометрические формы.
Получается, у рыжего тяга к распутству в крови… М-да, интересно, как давно у него проклятие? Возможно, оно было ещё до того, как я всё узнала? Тогда многое встаёт на места. Я могу оправдать поведение Эдварда, дать ему ещё один шанс, но…
Демоны! Не было у него проклятий, то-то и оно! Не было и быть не могло, иначе я или мама точно увидели бы.
Нервно растираю лицо и запускаю пальцы в волосы, выдирая шпильки. Встряхиваю головой и, резко развернувшись, марширую к столу, с размаху падая на стул.
Боги, Мири, нет смысла искать чёрную кошку в тёмной комнате, тем более, когда её там нет!
В любом случае, я обязана исцелить рыжего, чтобы остаться в живых. А значит нужно штудировать теорию дальше и выбросить посторонние мысли из головы.
Как и предполагала, ювелирный способ оставался самым излюбленным у тёмных: даже если вскрывалось наличие посторонних каналов — все они вели к безымянным артефактам.
К заклинаниям, подобным паучьему, обращались редко: слишком велик риск раскрыться
Слава богам, те времена давно прошли.
Сейчас маги тьмы варятся в собственном котле и рассчитывают только на изначальные силы, существенно ограниченные при том кровной клятвой. Любое поступление силы или энергии извне сурово карается: печать выжигает резерв похлеще настойки бодрости. И чем больше дармовой кормежки, тем быстрее наступает смерть «голодающего».
Правда в случае с проклятыми артефактами всё неоднозначно, ведь накопленная и сохраняемая ими магия не имеет «лица». Скрупулёзно очищенная от всего, что выдает её человеческую природу, она по сути — чистейшая квинтэссенция могущества. Но в конце концов и эту лазейку для тёмных «прикрыли».
Теперь только добровольно отданная сила или энергия может пополнить резерв чёрного, да и то, лишь в минуту смертельной опасности. К тому же магам тьмы строжайше запрещено творить злонамеренные заклинания — кровная клятва жёстко отслеживает нарушителей и в зависимости от проступка наказывает: начиная от медленного и мучительного выжигания резерва, буквально по крупице сводящего с ума, и заканчивая мгновенной, но очень болезненной смертью.
Да, сложно быть чёрным магом в нашем королевстве.
Сложно, но они всё равно есть и пакостят по мелочи. Правда мелочи — это в их понимании. Взять хотя бы те же любовные проклятия — просто кара богов для обычных людей. Их снимать неимоверно трудно, слишком много всего намешано. Иногда даже сам проклятый не понимает, что с ним происходит.
Но если аккуратно и педантично распутать этот плотно свитый клубок из своих и привнесённых эмоций, мыслей, образов и желаний, да ещё найти пуповину… Хм!
А это идея!
Деликатный стук в дверь застал меня врасплох: я увлечённо чертила схемы потоков, пронизывающих паутину Эдварда, пытаясь понять, какие именно части нужно отсечь, чтобы не повредить внутренние органы. Ведь рыжий не маг, а значит проклятие пожирает его жизненную силу. Если резать единым махом — большая вероятность лишить тело естественной подпитки и, не дай боги, задеть паучье заклятие.
Мой стол живописно завален кучей исчёрканных листов, а пальцы покрыты темно-синими кляксами. Не удивлюсь, если подобные кляксы цветут буйным цветом и на лице. Дурную привычку грызть перо и тереть нос в задумчивости не могу побороть с детства. Мама частенько потешалась над «чумазым котёнком», приносившим ей свои первые творения на суд. Хорошо хоть в голос не смеялась.
— Миранда, можно?
— Д-да, минуточку! — Я сразу узнаю голос лэда Эмиля и вскакиваю.
Быстро сгребаю в кучу опасное содержимое и прячу в одном из выдвижных ящичков. Наведя относительный порядок, оставляю на видном месте только книги, принесенные Тьером-старшим. В них совсем немного информации о тёмных проклятиях, поэтому можно смело вернуть законному владельцу — королевской библиотеке. Всё равно ничего архиполезного не почерпнула, по сравнению с Клариной теорией.
Распущенные волосы падают на лицо, пока я вожусь, судорожно оттирая вездесущие чернильные пятна, а после безуспешно пытаюсь собрать локоны в пучок, то и дело роняя шпильки под недвусмысленное приглушенное покашливание.