Сердце в подарок
Шрифт:
— Но как же…
Лэд Эмиль теряется окончательно и на лице его проступает обида, как у ребёнка, которого поманили подарком, а вместо этого ещё и ограбили, отобрав игрушки.
— Он должен был полюбить! Понимаешь, Мири? Должен был! — выпаливает он возбужденно. — Мне обещали…
— Что-о?! Кто обещал? Что вы сделали?
— Я-я не то… хотел… — Лэд покрывается пунцовыми пятнами, вскакивает, отшатываясь, но я успеваю вцепиться в его руку. — Т-ты меня не так… п-поняла… — беспомощно лепечет, переводя испуганный взор с наших рук на моё застывшее лицо.
— Лэд
Отец рыжего долгое мгновение ошалело моргает, а потом как-то разом оседает без сил.
— Старый дурак! Безмозглый осел! — обречённо шепчет, с протяжным стоном роняя голову на грудь.
Моё сердце тревожно сжимается, я отпускаю мужскую ладонь, соскальзываю на пол и мягко зову:
— Лэд Эмиль, расскажите мне всё.
— Мири, Мири…
Моё лицо обхватывают, едва касаясь кончиками пальцев, смотрят в глаза долго-долго, отчего я краснею и пытаюсь ненавязчиво вывернуться. Кончики тонких губ дарят печальную улыбку и мне дают свободу, мимолётно пройдя костяшками по щеке.
— Ты так похожа на….
Да, знаю. Я копия мамы. Тьер-старший устало прикрывает веки, невесело усмехаясь своим мыслям.
— Я просто хотел, чтобы Эдвард был счастлив, в отличии от меня, — наконец произносит он очень тихо. — Хотел, чтобы у сына было то, чего я по глупости лишился.
Т-ш-ш, Мири, спокойней. И ради всех богов, молчи! Любое слово… да что слово — едва слышный вздох — разрушит то странное состояние, в которое погрузился отец рыжего.
Ему плохо. Очень плохо. Сердцем чувствую.
Я уверена, мне точно не понравится, что услышу, но отступать уже поздно…
Тьер-старший бездумно водит ладонью по моей голове, рассеянно пропуская свободные пряди сквозь пальцы. В этой ласке нет ничего постыдного, так гладят собственное дитя, утешая.
— Расскажите, — чуть слышно прошу, когда его рука безвольно падает.
Пустой, немигающий взгляд мужчины устремлён в бесконечность, но услышав мой шёпот, он резко встряхивается, смаргивает удивленно и, решившись, со вздохом начинает рассказ.
— Мы с Витором, наверное, останемся самыми бестолковыми и нерадивыми студентами в истории академии. Помнится, наставник Редс сломал немало палок, вдалбливая в пустые головы знания, но в ту пору наши умы занимала не тактика и стратегия, не военное дело, а дамы и кутежи. Боги! — тихо хмыкает он под нос. — Жаль, Редс раньше не догадался привезти двоюродную племянницу, тогда нашим спинам досталось бы меньше. Лианна, твоя мама… — на мгновение запинается и на губах его проступает мечтательная полуулыбка, — … хрупкая, нежная, утонченная словно зимняя роза. И такая же неприступная, гордая, несгибаемая. Она едва не положила конец нашей дружбе. Мы влюбились в неё как мальчишки, потеряли голову. Спорили, кому же она достанется, кто сорвет её… Кхм… Идиоты! — Рот лэда кривит издевательская усмешка. — Не понимали, что Лиа — особенная. Ух, как она нас дрессировала… — в его голосе сквозит неприкрытое восхищение, а затем снова печаль. —
Знаю. Ближайшие родственники по маминой линии погибли от чёрной магии, только она выжила. Её спас дар. Тот, что позже перешел ко мне.
— Мы смогли протянуть без Лианны неделю, — новая печальная усмешка. — Рванули за ней. Благо, средства позволяли выбрать место практики. Родители бушевали, когда узнали, что вместо дворца их непутевые чада собрались на Дриарскую заставу. Витор уговорил своих первым и уехал раньше. Мои требовали сначала заключить помолвку. Но мне не нужна была невеста. Мне вообще никто не нужен был, кроме Лиа!
Он резко рассекает рукой воздух, и я вздрагиваю. Да, эту часть истории я слышала от родителей. Долгими зимними вечерами они любили вспоминать о бурной юности, попивая глинтвейн у камина. Но я никогда и не думала, что лэд Эмиль был так отчаянно, безнадежно влюблен в маму.
— Я опоздал, — горько вздыхает он. — Лиа сделала свой выбор. И я рад. Веришь, Мири? Я рад, что Витор оказался настойчив. Смог отстоять свою любовь перед всеми. Лианна была самой прекрасной на свете невестой, — глаза лэда туманили картины прошлого. — Ты — её дочь. Я всегда мечтал, чтобы у меня была дочь. Такая же как Лиа.
— Но, я — не мама… — замечаю осторожно.
— Конечно. Ты — это ты, Миранда, — мои пальцы нежно сжимают и целуют. — Я надеялся, Эдвард…
— Исполнит вашу мечту?
— Нет, нет. Эдвард… Он не такой как я… Точнее, — Переносицу мужчины рассекает глубокая морщина. — Он такой, каким я был, до встречи с твоей мамой.
— И вы хотели, чтобы он изменился?
Тьер-старший, помедлив, кивает.
— Лэд Эмиль, разве можно заставить кого-то любить? — спрашиваю напрямик.
Тот замирает как от удара и только в глазах теплятся искры жизни. Или слёзы… Не знаю.
Тихонько поднимаюсь, сажусь, сплетаю пальцы. Сердце щемит от грусти, от горечи, от чужой несбывшейся надежды.
Да, так бывает. Иногда родители мечтают воплотить в детях то, что самим не удалось. Но нам, детям, от этого не легче. Я тихо жду. Это важно. И не только для меня. Для отца рыжего тоже.
— Нет… — охрипшим голосом вдруг отвечает он. — Нет, нельзя. Я и сам не смог.
— Вы прокляли Эдварда?
— Что? — Лэд вздрагивает, встряхивает головой. — Нет, нет! Как ты могла подумать?
— Тогда что? У Эдварда любовное проклятие.
— Я давал ему приворотное, — с отчаянием признаётся Тьер-старший, сдавливая виски и морщась.
Любовное зелье! В них я совсем не сильна. Единственное, знаю: зелья действуют на ауру иначе, чем проклятия. И с последствиями нужно идти к аптекарям, иногда к алхимикам. У рыжего совершенно точно проклятие. Не говоря уже об пауке-паразите.
— Вы помните, что это было за зелье? Как оно называлось? — Лэд обречённо мотает головой. — А кто его сделал?