Сердце Забытых Земель
Шрифт:
Храбр выбрал себе дополнительное обычное целительное заклинание, а следом изучил еще два, причем оба крайне необычных. Первое называлось длинно: «Очистительный выдох боевого алхимика» и относилось к школе «Боевая алхимия Мрачного Деяния». Действовала магия предельно странно — если тебя, к примеру, кусала ядовитая тварь, то вместо того, чтобы пить антидот, ты просто активировал магию, брал любой пустой флакон, делал в него короткий сильный выдох и… исцелялся от яда, а бонусом получал заполненный ядом флакон. В примечаниях указывалось, что по легенде это заклинание было придумано специально для сборщиков змеиного яда, что «доили» небесных кобр и не желали терять даже капли драгоценной субстанции. Уже позднее магию доработали так, чтобы флакон с ядом превращался в метательное оружие, порождающее
Остальное опознать не удалось, включая некоторые зелья и мы разделили эту добычу поровну — не самой дележки ради, а чтобы в случае чего не потерять все сразу. Опасность подстерегала повсюду. И особенно сильно мы боялись умереть в полете — в буквальном смысле слова. Если кого-то оторвут от скалы и убьют в воздухе, то его посмертное серебристое облачко на месте не зависнет. Нет. Оно вместе со всем снаряжением и содержимым заплечного мешка полетит на дно пропасти — прямиком к жутким светящимися щупальцам. И ни за какие коврижки мы туда не полезем.
И это породило претензии от троих справедливых приключенцев к четвертому из их компании, не столь возможно гордому, но непреклонному и смело пославшего всех к чертям — и этим четвертым был Док, упрямо заявившим, что не собирается вкладывать в никчемные характеристики силы и ловкости больше ни единой драгоценной единицы. И добавил, что в этом волшебном мире для него существуют лишь характеристики интеллекта, мудрости, выносливости и здравого лекарского смысла. На наше требование пояснить что это за характеристика «здравого смысла» добрый Вайболит ответил настолько грубо и частично непечатно, что мы аж взбодрились, а после его ласкового велеречивого напоминания, что именно на нас лежит обязанность его защищать, а заодно лелеять, холить и переносить через все опасности на руках, мы прониклись настолько глубоким чувством вины и собственной ущербности, что громогласно поклялись впредь не пенять профессиональному доктору за его нежелание таскать на горбу тяжести.
Вот и поговорили… вот и распределили обязанности по справедливости…
Мы ишаки — а он академик.
Но ведь и не поспоришь — возьмись я считать сколько раз за последние дни Док оттащил нас от грани смерти, то и пальцев на руках и ногах не хватит. Поэтому мы предпочли сосредоточиться на избавлении от пусть ценного, но не обязательного имущества, в результате «полегчав» на тридцать с лишним килограммов барахла и вдобавок грамм так на триста пролитых горьких слез Бома.
Придя в себя, понимая, что мы уже изнемогаем от недосыпа и нас трясет от пережитых впечатлений, что чревато уже подступающим Затуханием, мы заставили себя выбраться из воды, встряхнуться и продолжить восхождение к главным ветвям, до которых осталось всего ничего…
Подкинутый Бомом, я из последних сил вцепился в бугристую пружинящую ветвь, «метнул» вниз магическое лассо и замер в этой странной раскоряченной позе, зная, что собратья по несчастью начали свое восхождение.
Мы добрались… поднялись… мы покорили чертово тулово проклятого Древа! Да последние сотни метров мы преодолели уже на чистом ослином упрямстве, но все же мы сделали это!
И вот он я, грязный стонущий авантюрист, повис на ветви, за которой моему воспаленному взору открылось невероятно большое и ничем не занятое пространство. Тут было светло. Тут пахло подгнившим мясом и неплохо так забродившими фруктами. Тут начинался — или заканчивался — хаос исходящих из этого места верхних перекрученных между собой ветвей, образовавших большое овальное озерцо, до краев заполненное знакомой по цвету бело-желтой тягучей жижей.
В мое плечо вцепилась зеленая ручища, Бом хотел подняться выше, но я что-то устало прошипел, и он понятливо сместился в сторону, где и повис, давая дорогу Храбру и Доку. Мы продолжили созерцать вместе.
Над одним из берегов высилось
Остальные берега густого озерца были почти свободны, если не считать несколько растущих из них длинных зеленых стеблей, оканчивающихся чем-то вроде зубастых ловушек или клеток, покачивающихся из стороны в сторону над бурлящей жидкостью. Вглядевшись, я помотал головой, проморгался, посмотрел снова, но это не помогло — я все еще видел ту же самую картинку, что не могла быть правдой. Дав себе пару звонких пощечин, я всмотрелся снова, но глаза продолжали меня обманывать.
— Скажи, что мне это снится и это просто привидевшийся кошмар — слабеющим голосом попросил я висящего рядом полуорка.
— Тебе не снится — прохрипел он в ответ — И это не кошмар, а явь… ну или меня тоже накрыло Затуханием.
— Вам не кажется — прохрипел Док — Не может быть…
— Не кажется — едва слышно подтвердил Храбр — Если вы видите плененную парочку — то вам не кажется.
— Х-х-х-х-х-о-о-о-о… — обреченно простонал я — За что-о-о-о…
Дело в том, что две особо низко склонившиеся к подозрительной жиже живые тюремные камеры не пустовали — в их зубастых пастях мухоловок сидели вполне знакомые нам личности, глядящие друг на друга с тем самым скорбным выражением на лицах, каким обычно обладают приговоренные к смерти нечастные перед началом казни.
Орбит и Затти сидели в одиночных камерах, держались за прутья и не сводили взглядов с друг друга.
— Нехорошо — пробормотал я — Ой нехорошо-о-о-о…
Словно услышав мои слова, вода в озерце сначала забурлила, а затем породила вспухший метров на десять пенный гейзер…
Мы поспешно вжались в приютившую нас ветвь, напряглись в ожидании чего-то страшного, но… ничего не произошло. Гейзер опал, растекся угасающими кругами, выбросив на берега какую-то почернелую гадость и озерцо снова затихло. Вскочившие было в своих клетках пленники переглянулись и снова уселись, но перед этим Затти сердито пнула один из гибких прутьев своего узилища. В ответ растительная пасть предостерегающе сжалась чуток, понизив «потолок» почти до макушки сидящей девушки и снова разжалась. Толстые стебли клеток качнулись, но одном из них звякнул серебряным пестиком прозрачный цветок-колокольчик и хрустальный звон разнесся удивительно далеко. Тут же из дырчатой конструкции на том берегу показалось две оснащенные длиннющими черными усами алые головы с золотыми глазами и страшными жвалами того же цвета. Послышался длинный стрекочущий звук, головы подались вперед, вытаскивая за собой крылатые туловища, а затем и казалось бесконечный абдомены, с торчащими их них десятками жал. Туловища алые, полосы золотые, лапы, как и усы черные, а блестят гигантские шершни так, будто их хитин усердно полировали. Уровни двухсотые, названия те же, что и предыдущих, но с добавлением «Стражник» и названия красные. И как только шершни грозно гудящими алыми ракетами стремительно взмыли в воздух и сделали круг над озерцом, я понял, что они еще и ужасно быстрые. Мы вжались в ветвь сильнее, я сместился под прикрытие густых кустов и за мной последовали остальные, хотя наша позиция в принципе не просматривалась сверху — мы как бы висели за бортом этой странной арены, разместившейся
Одно из насекомых быстро вернулось в нору, второе последовало за ним чуть позже, но сначала тяжело опустилось на стебель клетки Затти, отчего он опустился почти до самой булькающей слизи в озерце, а дно ловушки окунулось в эту белесую мерзость. Затти подпрыгнула, зацепилась за прутья, поджала ноги и не соприкоснулась с липкой гадостью. Шершень неспешно взлетел и стебель выпрямился, возвращаясь в исходное положение. Пленница закачалась туда-сюда как на жутковатом аттракционе.
— Нет это просто капец — пробормотал я, приподнимая голову, чтобы увеличить обзор.