Сердечные риски, или пять валентинок
Шрифт:
А теперь смогу ли похоронить все эти подробности и мытарства в себе? Мало хорошего в том, чтобы переживать все это по второму разу, при этом озвучивая вслух.
— Все, что я знаю, что у него какая-то крутая машина, на которой он прокатил тебя к кому-то там на дачу, на шашлыки с друзьями. — Люся торопливо ложкой ела свой чизкейк, карие глаза сверкали воинственным настроем.
Не по отношению ко мне. По отношению к нему.
Он заслуживает… Ну и бог уже с ним…
— «Мерседес Майбах», он очень гордится ею, — распустив волосы, я принялась
Почему я день за днем отодвигала на задний план очевидный вывод: едва ли такая привязанность к вещам, будет свидетельствовать о способности и к людям глубоко привязываться? Почему раньше не анализировала прозвучавшие фразы, сделанные замечания, предпочтения? Вопросы, остающиеся без ответа до сих пор.
Сестра закатила глаза, цокнула языком:
— Угу. Он всего лишь пижон и хвастун. Поверь, Ариш, таких мужиков развелось в соотношении 100:1, где один — это нормальный. Красиво обхаживал, так ведь?
Я утвердительно кивнула, подавляя недовольство и собой, и ситуацией, в которой очутилась, и этим разговором. Взявшись за ложку, отломила кусочек от своего кекса, положила его в рот: рыхлый, пресно-сладкий. Какое разочаровывающее отличие внешнего от внутреннего. Точно также и с Димой…
— Небось и в постель поторопился затащить, — с эмоциональным ударением продолжила сестра, пристально глядя на меня, растрепала челку.
Я выразительно посмотрела на Люсю — с каких пор мы так легко и свободно обсуждаем секс?
— И? Это так?
Настойчива. Видимо, какие-то изменения я в ней пропустила. Что ж, если ей так обязательно это знать…
— До этой стадии мы не дошли, — сдавшись, погасив вспышку волнения, после долгих секунд молчания ответила я.
Это, безусловно, к счастью для моих остатков самоуважения. В противном случае открывшиеся обстоятельства ударили бы по нему раза в три больней.
В том-то и загвоздка: все не было фальшью. Будь фальшью, я б немедленно почувствовала, закрылась бы, обезопасила себя. Выходит, за путаницей влечения я не разобралась в самом человеке, к которому это влечение и тянуло?
Или все же разобралась, но почему-то дала ему шанс. Что тоже не оправдывает меня.
— Нет? — удивление Люси длилось меньше пары секунд, потому что она сразу же перешла в наступление по другим фронтам. — Не, я рада. А с другой стороны, Арин, повод для грусти есть. У него! Дурак, что не оценил такое сокровище, как ты. Так что ты говорила? У него другая, да? Елки-палки, Арина, мне из тебя клещами вытаскивать, что ли? Бога ради, я твоя сестра. Будь сказочно любезна, поговори со мной.
Тяжело вздохнув, я отодвинула от себя тарелку с кексом. Вглядываясь в черные жучки изюма в рыхловато-ноздреватом тесте, совладав с голосом и неприятно режущими мыслями, произнесла:
— Я и говорю, Люся… Новая работа, новые люди и атмосфера. В принципе, ничего необычного, сама знаешь. Думаю, наладила бы тут контакт, но на сей раз вмешивался один значительный
— И.о.? — Люся поперхнулась своим кофе.
— Да. Фирма принадлежит его старшему брату. Тот сейчас в Петербурге, занят открытием филиала.
Один брат, по всей видимости, трудоголик, а вот другой — «транжира»: деньги, внимание, отдаваться удовольствию со знанием дела. Одна семья и две крайности — как часты такие случаи.
Сестра язвительно хихикнула, прикрыв рот ладонью:
— Ну точно пижон. Еще и пустышка. Ты давай рассказывай быстрее. Времени в обрез, сама знаешь.
— А что рассказывать? — я метнула в нее взгляд. Раскрасневшаяся от кофе и очень качественного отопления в кофейне, темные глаза смотрели на меня решительно и с сочувствием. — Ты сама можешь остальное предположить, тривиальная история: я увлеклась… Очень сильно увлеклась… Отбросила прочь все знаки и трезвое мышление — и за это получила по носу. Как узнала обо всем? Тут тоже все просто. Люди всегда такие сострадательные и в чужой жизни заинтересованы больше, чем в собственной. В понедельник из отпуска вернулась секретарь, все на лету схватила и предупредила: мол, конкуренция за Диму жесткая, поскольку в Питере у него невеста. И хорошая невеста из обеспеченной семьи. В смысле, мне постараться придется, чтобы его, цитирую: «захомутать».
Сомневаюсь, что убрала из голоса всю горечь, кажется, будто и в уголках глаз скопившуюся, жгущую.
Себя тоже следует винить в произошедшем. Я прониклась симпатией к человеку, с самого начала показавшемуся мне поверхностным и не склонным взвешивать свои поступки на чаше весов «Правильно-неправильно, будут последствия-не будет последствий». Но все же я уступила, все же поддалась. Зачем? Почему? Потеряла объективность из-за… привлекательного лица и взгляда серых глаз, улыбки, полных игры жизни, теплых, мягких.
Всё. Теперь это все в прошлом и только в прошлом. Я не стану терять душевное равновесие из-за того, что желаемое мною не совпало с действительностью. Смирюсь, что эта самая действительность — тошнота от прошедшего головокружения, горечь предательства, ехидство, осуждение и перешептывания у меня за спиной.
Будто бы я могла рассчитывать на что-то иное…
Всё — острые разлетевшиеся и вонзившиеся под кожу осколки допущенной ошибки, шанса данного не тому человеку. Нужно вытащить каждый и больше не оглядываться.
— Ари-и-и-ин, — с жалостью протянула сестра, по-видимому, прочитав многое в моих глазах и молчании. Вытянув руку, поймала мою ладонь, сжала в своей, горячей, чуть влажной. — Ну забей ты, а. Не грусти.
Я сгримасничала:
— Я не грущу, с чего ты взяла? Вот сейчас как раз решаю, что пострадало больше: моя гордость или мое сердце.
Безусловно, и то и другое. Но что-то больше…
Улыбнулась ей:
— Вот и все. И никакого желания увлажнять слезами подушку и проклинать свою судьбу, поверь.