Серебро и свинец , иной вариант ,
Шрифт:
– Интересная гипотеза, – отозвался Рид, выуживая из нагрудного кармана остатки шоколадной плитки. – Можешь заодно запомнить еще одно новое для тебя словечко – элоквенция.
– И что оно означает?
– Именно то, что ты только что диагностировал у меня, – словесный понос. Видишь, – Рид пружинисто вскочил на ноги, – одно слово заменяет целых два, так что такому любителю все сокращать оно должно прийтись по вкусу, верно?
– Эй, – приподнял голову задремавший было Джим. – Ты куда?
– Ну, для начала я, как мы уже выяснили, хочу отлить, – усмехнулся Крис. – А во-вторых, я решил передвинуть наш наблюдательный пункт на полсотни ярдов правее. Там лучше обзор и… – Крис сделал паузу.
– И что?
– И ты не
– А если… а-а-а-у… что-нибудь случится?
– Если тут будет проходить Микки Маус, я попрошу для тебя автограф, о'кей? – пообещал Крис.
– Угу. – Боллингтон зевнул в третий раз. – А если это будет Дональд Дак?
– Одолжу у него двадцатку. Спи.
Обзор с нового места был действительно лучше, тут Крис не ошибся. Ошибка была в другом, но понял он это только после того, как закончил обустраивать укрытие и установил прибор наблюдения и винтовку. Теперь от Боллингтона – и от рации – его отделяло пятьдесят ярдов не очень густого кустарника.
Следовало, конечно, немедленно устранить это упущение, но будить отдежурившего четыре самых сонных предрассветных часа Джимми у Криса просто не поднялась рука.
Ровно через двадцать минут он чертовски пожалел о своем решении, но было уже поздно. На дороге показались местные – человек двадцать. Впереди ехали двое конных, один – в приметном рыжем камзоле, другой – в чем-то неопределенно-буром.
Сбродный отряд, решил Крис, рассматривая растянувшуюся колонну в двадцатикратный М49. Одеты кто во что – кольчуги, плащи, куртки, один и вовсе в простецкой домотканой рубахе, но оружие у всех. Явные герильерос, и думать нечего. Следовало ожидать – после разгрома замка кто-то беспременно должен был удрать… хотя, вспомнив опаленные стены, Крис рассеянно удивился, что беглецов оказалось так много.
Он прикинул дистанцию – полторы тысячи ярдов, далеко. В Квонтико ему приходилось стрелять максимум на восемьсот пятьдесят, оптимальной же дистанцией считались шестьсот. Ну ничего, сейчас эти ребята подъедут поближе… главное, чтобы их не спугнула вторая пара, затаившаяся где-то по ту сторону дороги.
Крис медленно переместился от трубы к винтовке, заглянул в прицел – до всадников, судя по сетке Mil-Dot, оставалось чуть меньше мили.
И внезапно один из них, в буром кафтане, поднял коня на дыбы и, выбросив руку в сторону леса, что-то прокричал.
Снайпер оторвался от прицела как раз вовремя, чтобы увидеть, как вспыхивает в лесу напротив него яркое, неестественно алое пламя. И тут же до него донесся дикий вопль, вопль заживо горящего человека. Он тянулся, тянулся… хотя на самом деле длился не больше секунды и наконец оборвался. И тут же погасло пламя, разом, словно кто-то отпустил рычажок зажигалки.
Бог мой, только и успел подумать Крис, снова приникая к прицелу, – и буквально натолкнулся на взгляд туземца в синем. Тот смотрел прямо на снайпера, словно их и не разделяло расстояние, и Крис с ужасом осознал, что этот местный знает о нем, видит его и сейчас все повторится… Нет!
Нет, прошептал он, вжимаясь лбом в холодный мох. Чужой взгляд скользил по нему – липкий, скребущийся. Так, наверное, чувствуют себя люди на субмаринах, вслушиваясь в треск вражеского сонара над головой, подумал Крис и тут же отогнал эту мысль, как и все прочие. Я ни о чем не думаю, мой мозг пуст, как банка из-под пепси, и вообще меня здесь нет, я просто пустое место, здесь только пустота, повторял он. Ты не видишь маленькую мышку, кружащийся в вышине орел, она слишком маленькая… маленькая такая мышка.
И вдруг скребущий взгляд пропал, а огонь не пришел, и Крис, не веря до конца в то, что остался жив, поднял голову – как раз, чтобы увидеть, как всадник в буром поднимает руку, чтобы указать на лес слева от него – туда, где должен быть Джимми Боллингтон.
Никогда еще в своей
Уже не было времени вводить поправки. Цифра восемнадцать – падение пули 308-калибра на дистанции в милю – огненными буквами вспыхнула у него в голове. Он нажал спуск, большим пальцем потянул затвор – вылетевшая гильза привычно легла в ладонь, – успел увидеть, как валится обезглавленная фигура в буром кафтане, как разворачивается в его сторону всадник в красном – винтовка дернулась второй раз, и красный кафтан сполз на землю.
Он не смог бы стрелять так, чтобы спасти свою жизнь, – но ему надо было спасти чужую.
На несколько секунд мир словно замер, словно будучи не в силах постигнуть случившееся. Затем пронзительно заржала лошадь – и, будто этот звук был командой, оставшиеся туземцы бросились вперед.
Хлопнул выстрел. Крис недоуменно посмотрел на винтовку и только потом сообразил, что это стрелял Боллингтон. Один туземец упал, поднялся, хватаясь за плечо, – и следующая пуля сбила его с ног, словно шахматную фигурку, небрежным щелчком отправляемую за край доски. Остальные продолжали бежать.
Больше всего Криса поразило то, что местные даже не пытались хоть как-то уклониться от пуль. Они просто мчались вперед, а две винтовки стреляли наперегонки – хлоп, хлоп, – и сбиваемые этими щелчками фигурки падали в траву и больше не поднимались. Ближе трехсот ярдов не удалось приблизиться никому.
И только потом он осознал, чему только что стал свидетелем. Люди обычно не вызывают огонь мановением руки. Глава 8 Норм Фаулер ощущал этот взгляд спиной. Он прекрасно понимал, что все это чушь и бред, что никто, конечно, не станет буравить ему хребет пристальным холодным взором, но не мог отделаться от ощущения, что это лес пытается указать незваным гостям их настоящее место. До сих пор еще ни один патруль не встретил сопротивления со стороны туземцев – больше того, не бывало даже тех неприятных "случаев", которые, по словам служивших во Вьетнаме, так и норовили приключиться с американским морпехом на враждебной земле. Единственный пострадавший солдат ухитрился забрести в лес и пропороть ногу острым суком – немного странно для военного с опытом, но никто не пытался доказать, что злосчастную щепку подложили партизаны. Однако Фаулеру все равно было не по себе. Возможно, дело было в том, что они изрядно удалились от базы. Конечно, пока Арт Делильо волочит неподъемный ящик с ламповой рацией – дикость какая, таскать за собой эту гирю, особенно если привык к транзисторам, – всегда можно вызвать вертолет. Но после того как группировка вторжения потеряла вначале одну летающую машину – со взводом Пауэлла, а потом еще четыре в ночной атаке на замок, начальство откликалось на такие просьбы с неохотой. А возвращаться назад пешком придется почти в темноте – не самая приятная перспектива. Хотя, с другой стороны, и сам лес действовал на нервы, и не только впечатлительному Фаулеру. Чем дальше заходил небольшой – шестеро, считая нагруженного, как мул, радиста – отряд, тем гуще сплетались над головой ветви, тем реже щебетали в листве птахи и тем сильнее становился запах гнили и тления, исходивший из дремучей чащобы по обе стороны дороги. Двое патрульных еще брели, следуя привычке, по обочинам, но зайти в колючее заграждение ветвей не осмеливались. Острые шипы пропарывали полевую форму, точно ланцеты. Смешок прозвучал так неожиданно и неуместно в мертвенной тишине, что Фаулер, дернувшись, едва не выстрелил навскидку, прежде чем сообразил, что смеется командир, сержант Акройд.