Серебро ночи. Трилогия
Шрифт:
Через некоторое время коляска замедлила ход и въехала в чей-то небольшой двор. Невысокая фигура, все так же закутанная в плотный черный плащ, вышла из коляски и быстро вошла в дом. По волнистой линии высокой груди Агнесс догадалась, что под плащом скрывалась женщина. Кто это? Ей показался знакомым ее облик, но дикая усталость и боль не позволили сосредоточиться, думалось только об одном: как бы ей слезть со своего пыточного сиденья.
Пока кучер, что-то ласково приговаривая, неторопливо распрягал уставших с дороги лошадей, Агнесс левой рукой с трудом разжимала пальцы правой, отрывая
Дворик перед ней был крохотным. С одной стороны его занимала конюшня на два денника, с другой высился сарай для сена. Спрятаться было негде. И высокие дубовые ворота были закрыты на огромный тяжелый засов. В таком состоянии ей их не открыть.
Пришлось отползти к стене дома, потому что после долгого сиденья в неудобной позе ноги совершенно не слушались, и устроиться в самом темном уголке.
Агнесс начала осторожно растирать сначала руку, которую кололо как иголками, потом ноги. После бессонной ночи отчаянно хотелось спать. Не сумев пересилить сон, она уснула, дрожа от холода, но так и не просыпаясь.
Приехавшая в свой дом Домина скинула скрывавший ее плащ и прошла к себе. Ее до сих пор трясло от страха. Нескио оказался вовсе не тем, кем она считала его все эти годы. Он был не снисходительным покровителем, а суровым воином. Она впервые в жизни так испугалась. Когда над ее головой вознесся сверкающий меч, она попрощалась с жизнью. Если б не внезапное заступничество этой монашки, она и в самом деле была бы мертва.
Но благодарности к ней она не испытывала. Наоборот, ей было горько. Она столько времени пыталась добиться любви нескио, и бесполезно. Но стоило появиться этой Агнесс, и нескио за нее готов был убить ту, кто столько лет нежно и страстно его любила! Как это несправедливо!
Что такого замечательного сделала эта жалкая монашка? Ухаживала за нексио несколько недель? Так это с удовольствием бы делала и она, Домина! Но ей не позволили, а этой зачуханной Агнесс все можно!
Жаль, что ей не удалось вонзить кинжал Контрарио в мягкую плоть Агнесс. Какое это было бы для нее наслаждение!
В голове внезапно заговорил чей-то вкрадчивый голос:
— Убей ее, убей! Но сначала спроси, куда она дела Тетриус.
Она испуганно посмотрела по сторонам. Никого. Но чей тогда голос это говорил? Неужели она не сама желает убить Агнесс? Перед глазами все поплыло. Видимо, сказывалась бессонная ночь. Она подошла к столу, взяла бокал на высокой ножке. Выбрала из множества бутылок одну, початую и плеснула в бокал немного тягучего красного вина. Выпила одним большом глотком, как пьют мужчины в ее низкородном семействе, и ей стало легче.
Но от пережитого все равно пробирала холодная дрожь. Домина вспомнила зловещее ожидание непоправимого, когда она, сидя под кроватью и слушая твердые шаги нескио, подходившие все ближе и ближе, понимала, что это неминуемая смерть.
Зябко поежившись, посмотрела на себя в высокое зеркало и испугалась. Оттуда на нее смотрела изможденная, вовсе не красивая, довольно-таки старая женщина. Домина долго не могла поверить, что вот
От проклятий ее отвлек осторожный стук в дверь. Она быстро отвернулась, накинула на голову шелковую шаль, скрыла за ней заплаканное лицо и глухо позволила:
— Войди!
В будуар крадучись вошел кучер с непокрытой головой, держа в руках свою потрепанную войлочную шляпу.
— Чего тебе надо? — сердито воскликнула Домина. В дом разрешалось входить только ее личной служанке. Другим слугам сюда ходу не было.
Кучер неловко поклонился.
— Там это, монашка какая-то у стены лежит. Может, ей помощь нужна?
Домина сердито притопнула ногой, не понимая, как смеют тревожить ее по таким пустякам.
— Монашка? Откуда она взялась? Выгнать ее, и все!
Кучер попятился.
— Она, видать, с нами приехала. Может, растрясло ее, а может, просто больная. Но сейчас я ее выгоню.
— Стой! — взвизгнула Домина от осенившей ее немыслимой догадки. — Я сейчас сама на нее посмотрю. Что она делает?
— Сидит у стенки. На вопросы не отвечает. Спит, что ли.
Домина в нетерпении быстро спустилась во двор.
У стены в неудобной позе сидела монахиня, обхватив руками запыленный мешок. На ее лице тоже был толстый слой пыли, но Домина вмиг ее узнала.
Агнесс! Домина не сдержала злорадного смешка.
— Вот теперь ты заплатишь мне за все свои подлые делишки! — она прекрасно помнила, кого винил в своих бедах граф Контрарио. — Когда тебя не станет, нескио быстро вспомнит обо мне. И я снова стану его любимой фавориткой! А, возможно, и женой!
Это была ложь, и это она знала, но сладкая ложь куда лучше горькой правды. И Домина тешила себя ей, ведь признать, что она нескио больше не нужна, было слишком больно.
Неприлично высоко подобрав пышные юбки, устремилась в дом, бесстыдно мелькая голыми коленками. Позвала служанку, велела ей поскорее бежать в таверну «Глашатай» и сказать хозяину по имени Партам, что птичка в клетке.
Несколько раз повторив эту фразу, служанка надела грубые уличные башмаки и понеслась выполнять поручение.
Приказав кучеру следить за монашкой, и, если проснется, никуда не выпускать, принялась нетерпеливо ждать посыльного графа у входных дверей.
Через полчаса в доме Домины появился сам граф Контрарио в серебристо-черном камзоле с мечом у пояса. Увидев склонившуюся в низком реверансе Домину, раздраженно спросил:
— Что здесь случилось? И учти, тебе не поздоровится, если ты потревожила меня из-за какой-нибудь ерунды!
Домина довольно ухмыльнулась.
— Здесь такая птичка, которой вы будете очень рады.
— Вот как? И где же она? — граф шагнул вперед, приподнял за подбородок лицо женщины. Поощрительно приложился к ее губам, и Домина ощутила в груди нарастающий трепет страсти.
Она удивилась. Она же любит нескио? Или уже нет? Почему простой поцелуй рождает в ее груди такие странные чувства?