Серебро ночи. Трилогия
Шрифт:
И он подал ей бокал. Она испуганно смотрела на него, не решаясь взять.
— Так, все понятно. Пей немедленно!
— Пощадите! Я же ваша жена! Я мать ваших детей!
— Жены не подсыпают отраву мужьям! Ты отравительница, и я заставлю выпить тебя эту гадость, как много лет пил колдовское снадобье из твоих рук! Пей, или я сам волью эту дрянь тебе в глотку!
Зинелла попятилась. Она никогда не видела Медиатора в таком гневе.
— Кто дал тебе яд? Молчишь? Я и без этого знаю — тебе передал его лэрд Патрем,
Зинелла гордо вскинула подбородок.
— Да, я всегда тебя терпеть не могла, гнусный старикашка! Меня заставили лечь в твою постель, но ты всегда был мне противен!
Медиатор, считавший себя мужчиной в самом расцвете, рассвирепел. Схватил ее за горло, заставил открыть рот и влил в нее весь бокал вина. Она захрипела, в ужасе глядя на него остановившимися глазами.
— Что, не понравилось? Это тебе за все те годы, проведенные с тобой. За все несправедливости, которые я совершил под твоим мороком!
Зинелла упала на пол и схватилась за живот, уверенная, что умирает. Медиатор с презрением посмотрел на нее и вышел. В гостиной сидели дамы, о чем-то негромко судача. Увидев наместника, поднялись и сделали реверанс.
Медиатор кивнул в сторону трапезной.
— Идите к Зинелле. Она умирает. Выпила вино, приготовленное для меня. Думаю, вы еще успеете с ней попрощаться. Детей к ней я приводить запрещаю. — И вышел.
Дамы кинулись в трапезную. Там посредине остатков пищи корчилась от боли Зинелла. Она пыталась вызвать рвоту, и ей это удалось. Брезгливо морщась, дамы подхватили ее под руки и утащили в спальню. Вызвали служанок, раздели бывшую фаворитку и уложили в кровать.
Зинелла в ужасе повторяла:
— Я умираю! Мне плохо, мне ужасно плохо! Позовите лекаря, позовите лекаря!
Дамы молча, не двигаясь, стояли вокруг кровати, с нетерпением ожидая конца. За лекарем идти никто и не подумал. Бывшая фаворитка слабела с каждой минутой. Через полчаса она вытянулась на постели, превратившейся в смертный одр, и испустила последний вздох.
Они отошли от кровати и стали негромко совещаться, что же им делать дальше.
— Нужно сообщить о ее смерти Медиатору. Пусть он и сердит на нее, но именно он должен распорядиться об ее похоронах.
Две самых отважных дамы отправились к наместнику.
Он выслушал их с полным спокойствием.
— Преставилась? Замечательно. Но никаких приготовлений к пышным похоронам я делать не собираюсь, и не надейтесь на это. Разденьте ее, натяните на нее платье какой-нибудь служанки, снимите все украшения. Ночью ее без отпевания закопают на городском кладбище для бродяг и разбойников. Похорон она недостойна.
Дамы в ужасе принялись заламывать руки. Они не любили ее, но такое святотатство над трупом их ужасало.
Но Медиатор сурово напомнил:
— Не забыли,
Они ушли, удрученные безжалостным приказом наместника. Как бы там не было, а Зинелла жила с ним больше пятнадцати лет. И должна была быть похоронена пусть не пышно, но достойно.
Но они выполнили его приказ.
Медиатор вызвал к себе Криса.
— Возьми надежного стражника и увези Зинеллу в город. Усади ее возле какой-нибудь таверны на окраине и дай в руки бутылку.
— Вы хотите, чтоб ее похоронили как бродяжку, в общей могиле? — Крис тоже не мог понять подобной жестокости.
— Посмотрим, посмотрим, — со зловещей усмешкой проговорил Медиатор.
Эти странные слова обескуражили верного служаку. Что Зинеллу нужно было казнить, в этом у него сомнений не было. Но чтоб хоронить не по-христиански, этого он понять не мог.
— Боишься, что ее неупокоенная душа будет пугать тебя по ночам? — жестокосердно пошутил Медиатор. — Не бойся. Ничего такого не будет.
— Но почему она умерла? Мы же подменили яд.
Медиатор как-то хитро взглянул на него.
— Видимо, яд был слишком силен, раз его ничтожные остатки все-таки сделали свое дело.
Крис вспомнил о моментально сгоревших цветах.
— Да, похоже.
— Постарайтесь, чтоб никто вас не видел. Это очень важно. И стражник должен быть по-настоящему верным человеком.
Начальник стражи знал, что любого можно сбить с пути истинного. Был бы хороший посул.
— Я и сам могу ее увезти. Тогда об этом точно никто знать не будет.
— Хорошо, — одобрил его наместник. — Это проще. Чем меньше людей будет об этом знать, тем лучше.
Крис вошел в опочивальню Зинеллы. Там вокруг последнего одра своей госпожи сидели одетые во все черное дамы.
— И чего вам горевать? — Крис чуть понизил голос из уважения к смерти. — Теперь вы свободны. Никто не будет отдавать вам идиотских приказов надменным тоном. И прислуживать жалкому ублюдку вы не будете.
— Мы не горюем, — с достоинством ответила ему одна из женщин. — Мы соблюдаем церемониал.
— Хорошо, вы свободны. Я унесу ее. — Он намеренно не сказал куда, а они не спросили. Им и в самом деле незачем было это знать. Никто из них цветы на ее могилу носить не собирался.
Крис завернул Зинеллу, обряженную в платье служанки из грубого некрашеного полотна, в покрывало с ее постели, взвалил на плечо и вынес из дворца. Бросил в крестьянский возок, в котором привозили продукты из ближайших деревень, сам сел на козлы и погнал в город.
Он пропустил несколько заведений, показавшиеся ему слишком уж людными, прежде чем остановился возле более-менее тихой таверны возле самой заставы у выезда из столицы.