Серебром и солнцем
Шрифт:
– Так убей, - проговорил он и усмехнулся, плотно сжав губы, прожигая её насквозь ледяным взглядом.
– Не могу!
– прошептала вампирша; качнувшись, ещё отступила назад, к решётке парка Академии, устало прислонилась к ней.
– Не могу. Не отпущу тебя. Пусть призрак, отражение... Я жила тобой долгие годы. Я говорила сейчас не то, что думала, поэтому ты не уходишь? Слова лживы, ты слышишь мою душу. А моя слабость сейчас молит: не уходи! Скажи, что я ошибаюсь... Скажи... что всё можно исправить!
–
Она улыбнулась дрожащими губами, отвернулась. Вампир решительно шагнул к ней, и Мира бросилась прочь.
– Не подходи! Не смей!
– она запнулась о собственную юбку и во весь рост растянулась на тротуаре, но успела приподняться, оттолкнуть его.
– Убирайся, чудовище!
Он ушёл от её слабого удара, встряхнул её как куклу:
– Ты не слушаешь меня!
– Я не хочу, не буду тебя слушать! Прочь!
– Слушай меня! Ты сама себя сводишь с ума!
Мира истерически хохотала, тряся головой.
– Винсент, Алан, кто бы ты ни был, уходи. Ты же послушный мальчик, - еле вымолвила она сквозь смех, и с ней окончательно сделалась истерика. Вся сотрясаясь от хохота, она поднялась... сама. Он не помог ей. Он стоял, следил за ней. Винсент... Алан. Её наваждение. Злой, как сам дьявол.
– Значит, Алан?
– звонко сказал он.
– Алан...
– Мира снова засмеялась. Она подняла голову, желая напоследок с вызовом глянуть в его ледяные серые глаза-бездны, но вампир вдруг грубо толкнул её назад, прижал к решётке парка, больно сжав левое плечо. Нагло, издеваясь, крепко поцеловал в губы...
Звонко, сильно ударила пощёчина: "Что ты посмел, мальчишка?!" Мира яростно тёрла губы перчаткой, уничтожая всякий след. Его щека осталась также бледна, к коже не прилила кровь. Бледный, злой, насмешливый, он прошипел:
– Всё ещё Алан?! Так может, тебя ударить?! Тогда ты очнёшься?!
Мира тряхнула головой. От прошедшего ливнем безумного хохота всё звенело внутри, но смеяться больше не хотелось. Взгляд её прояснился. Наваждение было разрушено.
– Ты меня не ударишь... никогда, - она сама шагнула к нему, обняла по-матерински, ласково погладила по волосам.
– Винсент... Ты.
– Ты решила, что одна на всём свете знаешь, кто я? Ты уверена, что знаешь мои мысли? Чувства? Ты ничего не знаешь! Кто тебе сказал эту чушь о моей инициации?
– Латэ напугал меня. Твоей последней картиной... Алан когда-то рисовал тот же сюжет.
– Ну и что? Все дикари мечтают об исцелении!
Мира нерешительно улыбнулась. Винсент прищурился, оглядываясь:
– На нас уже смотрят. Может, побеседуем на крыше?
Широкий Восточный проспект лежал перед ними, далеко внизу. На другой стороне улицы - чёрная громада Академии, но Мира отвернулась от неё. Она смотрела на восток, туда, где сияло новое солнце - Дар...
–
– прошептал Винсент, проследив её взгляд.
– Это же... Это...
– Дар...
– зазвенел её голос.
– Ты... узнал? Это Дар. Твой...
– Да, - нахмурившись, удивлённо.
– Ты всё-таки нашла его...
Мира шевельнула губами, но не смогла ничего сказать, только глянула на него, таясь.
– Этот Дар исцеляет?
– Да. Избранная уже исцелила многих, я видела. Просто находясь рядом с ней, чувствуешь, что оживаешь. Сердце бьётся быстрее, ровнее, теплеет кровь...
– Это очень хорошо, - равнодушно сказал Винсент, и его взгляд затуманился. Он отвернулся от Дара, поглядел на Академию.
– Я ведь искал тебя, Мира. Никто тебя не видел с ночи штурма! Ходили слухи, что ты погибла в Карде, и я успел испугаться. Испугаться - и обрадоваться: твоё проклятие исчезло, а я существую...
Вампирша улеглась на холодную крышу, бессильно раскинув руки. Не закрываясь более, не стремясь защититься, даже, желая удара.
– Горькая была радость!
– закончил он.
– Такая же как сейчас, оттого, что ты оказалась жива...
– Зачем ты затронул эту тему?
– ночь перед рассветом смягчалась, но это серое одеяло сейчас сдавливало её, Мира задыхалась... не дыша.
– Это наша первая встреча после стольких лет, стольких бед! Давай пока не будем вспоминать о проклятии, что нас связывает!
– Не вспоминать? Не ты ли назвала меня Аланом?
– Винсент усмехнулся.
– Нет, Мира. Я терпел много лет. Давай поговорим об этом сейчас. Знаешь, я ведь хотел представиться тебе безвольной марионеткой... Не смог. Когда ты назвала меня Аланом, я увидел безумие в твоих чертах. Безумие и боль. И... не смог.
– Зачем ты хотел обмануть меня?
– Мира нахмурилась.
– Я думал, так тебе будет проще меня отпустить.
– Винсент сделал паузу: ждал её ответа. Но Мира молчала. Она упрямо глядела туда, где распустился диковинный сияющий цветок Дара.
– Я только хотела, чтобы ты жил!
– наконец вымолвила она.
– Что я дала тебе вместо этого, скажи?
– Сначала я избегал встреч с охотниками: я сам слишком боялся того, что они видели во мне.Потом мне стало всё равно, но уже бежали и они... Все предпочли бы "Requiem aetemam". В Ордене на меня смотрели как на чудовище. Мёртвый среди живых. Кощунство! Марионетка на ниточках твоей памяти и твоих эмоций - я и сам долго в это верил. Это сводило с ума! Я искал границу твоей воли... Латэ считал, что я - кукла, которую ты сделала в память об Алане. Адора просто избегала меня. Один Морено как-то предположил, что, возможно, элементы собственного сознания я мог сохранить, поскольку от момента смерти до инициации прошло совсем немного времени, несколько минут.