Серебром и солнцем
Шрифт:
– И всё-таки, как вампирша Вако ухитрилась перейти покров? – задумчиво проговорил кто-то, не дав ей передышки. – Орден может снимать его для определённых сarere morte?
Вампир не спрашивал прямо, что создаёт покров, и Лира решила, что вполне может ответить:
– Можно изменить ритуальную формулу при наложении покрова на определённую территорию, и под него смогут проходить низшие или какой-то конкретный, единственный бессмертный. Но в этот раз ничего такого глава не делал. Он был изумлён приходом вампирши не меньше,
После этого разговор свернул с опасного для неё пути. Старейшие долго судили, как быть с низшими, оставшимися без господина, без конца перебирали цепочку оборвавшихся с предательством Вако связей Дэви в столице и строили план какой-то Большой Весенней Охоты – по интонации Магнуса Лира поняла, что эти слова должны писаться именно так, с больших букв. Лира же наблюдала за длинноволосой незнакомкой, за всё время беседы не проронившей ни слова. Она чувствовала: и старейшая изучает её, хотя охотнице больше ни разу не удалось поймать её взгляд.
Перевалило за полночь, и вампиры заторопились. Один за другим их силуэты растворялись в темноте. Владыка сделал знак уйти и Лире. Также без слов, она подчинилась.
Поднимаясь по лестнице в любимую Зеркальную галерею она неожиданно для самой себя тихо засмеялась. Как странно! Лира ожидала какого-то ритуала, подобного клятве вступающих в орден, может быть, присяги владыке, но никто не потребовал ничего подобного. Что стоит за этим: доверие или безразличие? Неужели они не боятся вторичного предательства?
«Кого испугает мышка, попавшая в капкан? Ха-ха, Лира. Ха-ха».
Конец лестницы терялся во мгле. Казалось, она поднимается в безлунное, беззвёздное, бездонное небо.
Шорох одежды… Мимо Лиры проскользнула какая-то тень, спускаясь. Ещё не привыкшая к почти мгновенным перемещениям carere morte, она испуганно вздрогнула.
Тень замерла несколькими ступеньками ниже, и Лира узнала её: длинноволосая вампирша!
– Лира Диос, - прошелестела она.
– Да. А вы?
– Называй меня Кларисса.
– Я чувствовала ваш взгляд. Что вы хотели мне сказать, Кларисса?
Она не приблизилась, лишь прошептала:
– Только одно, Лира Диос. Запомни: тебе не дано самой выбирать путь. Не питай иллюзий. Ты инструмент.
– Зачем вы говорите это? – насколько возможно холодно спросила Лира, не любившая мрачные загадки, если они исходят из чужих уст.
– Мне жаль, что ты оказалась в руках Дэви, - Кларисса ступила в тень, проглатывающую лестницу, и исчезла, но Лира расслышала её последние слова.
– Ты - погибель нашего мира…
В Зеркальной галерее Лира уселась прямо на пол и за час собрала сложный узор из осколков. Ветер то и дело засыпал её зеркальца снежной крупой, и Лира осторожно протирала их рукавом. За пределами жилища вампира бушевала январская буря, но ей не было холодно. Став carere morte, она перестала чувствовать холод. Или это случилось раньше, нечувствительность пришла
Она не видела и не слышала появления владыки, но почувствовала: он здесь. Не поворачивая головы, Лира спросила:
– Господин, кто такая Кларисса?
– Её называют пророчицей. Что она сказала тебе?
– Что я – погибель мира.
Лира помолчала, но владыка не отвечал. В своём узоре на полу она видела отражение вампира – изорванную острыми краями осколков стекла тень.
– Что она имела в виду, господин? Если ей дано прорицать, значит, я действительно…
– Нет. …И да, и нет, - поправился он. – Ты - не более чем нить, указывающая путь разрушителю мира. Можно ли тебя называть погибелью?
Лира улыбнулась:
– В Бездне есть ответы на все загадки, господин. Мне искать там?
– Я объясню, почему тебя назвали погибелью и нитью, но позже, - он уселся рядом с ней.
– Ты любишь это место, да?
– Больше всего в вашем замке.
– А мои carere morte боятся Зеркальной галереи…
Лира переложила красивый, почти круглый осколок так, чтобы он заканчивал завитушку.
– Глупо бояться зеркал, - сорвалось с её губ.
– Ты, низшая, ещё не скоро разглядишь за своим отражением в зеркале тень чудовища-carere morte. Но, когда это случится, разобьёшь зеркало взглядом, и с тех пор в каждом новом зеркале будешь видеть только отражение чудовища и коридор, уводящий в Бездну, за его спиной, - объяснил владыка. Лира засмеялась:
– Я вспомнила, господин! Избранный однажды сказал, что мне никогда не стать полноценным вампиром. Он увидел так.
– Что он мог знать, этот мальчишка? Я сразу увидел в тебе carere morte: красивую, сильную. Сколько крови ты пьёшь сейчас?
– Одной бутыли стабилизированной крови мне хватило на неделю.
– Ты вполне можешь растянуть её и на две недели. Не стремись раньше познать всю вечность. Сколько тебе лет? Восемнадцать? Шестнадцать?
– Шестнадцать.
– Ты ещё слишком юна для превращения в вампира. Много лет назад я запретил обращать не достигших двадцатилетнего возраста, - он усмехнулся. – Теперь же, ради обращения охотницы, мне самому пришлось нарушить этот запрет.
– Я слышала о запрете владыки вампиров ещё в ордене, господин. И уже тогда мне было интересно: почему именно двадцать лет?
– Это нижняя граница. Я считаю, бессмертие вовсе должно быть доступно только людям старшего возраста, тем, кто прожил большую часть жизни и оставил потомство. Прежде чем познать бессмертие, необходимо познать жизнь, иначе ты рискуешь быть пожранным пустотой. Но, к сожалению, к бессмертию стремятся и совсем молодые, стремятся с удесятерённой энергией юности… и для них пришлось установить эту границу. К двадцати годам человек обычно способен мыслить самостоятельно.