Серебряная лоза
Шрифт:
— Ну и напугала же ты меня, сестрёнка! — сказал он без улыбки. — Ты как?
— Не знаю, — честно ответила Хитринка, прислушиваясь к своим ощущениям.
— Пусть сядет за стол и поест, — окликнула их Каверза. — Давай, тащи её сюда!
Сама Каверза, несмотря на потрёпанный вид, так и сияла. Она поглаживала Вольфрама, льнущего к её щеке, а рядом с её ногой угадывался силуэт Верного.
— Ах ты, мой старый дружочек, — нежно сказала она, протягивая ворону что-то из своей тарелки. Тот с удовольствием взял.
Хитринка подошла к столу. Прохвост вёл её, будто стеклянную. Карл
Хлеб пах так, как пахнет только свежая выпечка, и от рыбы тянуло ещё печным дымком. Хитринка прислушалась к себе, воскресила в памяти недавние воспоминания. Но они, похоже, притупились и не помешали аппетиту проснуться. Так что она решительно отломила кусок хлеба и сунула в рот.
— Не могу поверить, — покачала головой Каверза, — что Эдгард таил это от меня. От меня! Он врал, будто волка переплавили при нём. О чём ещё мог врать этот скользкий тип?
— Ты же не думаешь, что... — осторожно начал Карл.
— А что, если так? — стукнула кулаком по столу Каверза, и глаза её вспыхнули. — Что, если так? Если бы он был жив, как ты думаешь, где бы он мог оказаться? Где его могут держать?
Хитринка поглядела, нет ли чем запить хлеб. Она встретилась глазами с незнакомцем. У него был хороший, открытый серый взгляд.
— Арно, — улыбнулся человек, придвигая ближе к ней кружку. При этом поморщился — видно, даже небольшое усилие причинило боль.
— Хитринка, — представилась и она, как следует прожевав еду и запив водой.
Между тем Карл вышел из себя.
— Где, где! — заорал он и стукнул кулаком ещё сильнее. — На том свете, вот где! Ты чокнулась, совершенно свихнулась, обезумела! Я и не думал, что всё настолько плохо! Посмотри, в кого ты превратилась! Что ты делаешь? Ты думаешь, этого бы он хотел? Чтобы ты стала такой?
Губы Каверзы задрожали.
— Да, он был бы рад, — твёрдо, тем не менее, сказала она. — Ему не нравился существующий порядок. Не нравилось, что наш народ живёт, как помойные крысы, а ещё больше не нравилось, что они смирились с этим! И он бы боролся, если бы мог. Он бы боролся! Это ты, трус, сидишь в своей норе, ты умер уже давно, и потому тебе плевать, что за участь ждёт других. А я если и умру, выполняя своё дело, то хоть буду знать, что не зря!
И она, с грохотом отодвинув стул, выбежала наружу. Лишь волк заскулил, обернувшись ей вслед.
— Мне всё равно?! — заорал Карл. — Так почему я тогда здесь, слышишь, ты, бестолковая? Эй!
Но ответа не было, и Карл, опрокинув стул, тоже вскочил. Он прошёлся взад-вперёд по комнате, и доски запели под тяжёлыми шагами. Затем Карл решительно шагнул к двери, дёрнул её и тоже вылетел наружу.
Марта между тем сидела, уткнувшись носом в тарелку, и Хитринка заметила, что по щекам её медленно и беззвучно текут слёзы. Опять — слёзы!
— Марта, чего ты? — спросила она, накрывая худенькие пальцы своими.
— Я сделала всё не так, — тихо ответила девчонка. — Ведь мне Грета сказала, я должна добраться до Вершины. Не кто-то другой, а Грета моя. Уж она бы мне зла не желала. И всё сложилось так хорошо, старик был готов помочь, а я струсила. А теперь чувствую: там моё место было,
— Не нужно плакать, — сказал Прохвост. — Мы ещё можем пробраться к Вершине. Если хочешь, если действительно чувствуешь, что таково твоё желание, мы попробуем. Хорошо?
— Грета? — спросил и Арно. — Не из города Пара, случайно?
— Да, из Приюта, — шмыгнула носом Марта.
— Я её знаю, — расплылся в улыбке парень. — Очень она мне помогла однажды. Жизнь спасла.
Голос его звучал странно. Арно говорил осторожно, будто укладывал невесомую стену из слов и боялся, как бы она не рассыпалась. Хитринка сообразила, что это, наверное, из-за повреждённых рёбер.
— Да? Как? — немедленно заинтересовалась девочка.
— Я же сиротой остался, да только годы были не те, чтобы меня отправили в Приют. Отец столько долгов оставил, что продали всю обстановку и наш дом. Я в сырной лавке помощником работал, остался там переночевать, идти-то больше некуда было. Хозяин как узнал, так и погнал с места. Сказал, вшивых бездомных ему только и не хватало. Я и туда, и сюда, а новой работы нигде не сыскать. С горя и с голода решился — пирог из чужой корзинки потащил. А хозяйка корзинки как схватит меня за руку, а мимо, на беду, стража идёт. Уж не знаю, что эта дама в лице моём прочитала, только отвела к ближайшей лавке, пирог отдала и велела рассказывать. Я всё и выложил, что было терять?
Арно поморщился и замолчал ненадолго, будто прислушиваясь к себе.
— Хороший обмен: ей история, мне пирог, — продолжил он чуть погодя. — Да только ещё лучше вышло, она мне и крышу на время дала, и денег, пока я устроился. Деньги я после вернул, но чувствовал, что долг не выплачен. Родные для меня такого не сделали, а она — незнакомка, чужаку помогла. Сказал я, что на всё для неё готов. Слово за слово, поручение за поручением, так и в «Птицах» оказался. Не только для неё одной, а потому, что цель справедливая.
Арно примолк, и Хитринке показалось, лицо его стало бледнее, чем прежде.
— А где ты жил, в Приюте? — продолжила расспрашивать Марта. — Что-то я там тебя не видела.
— Нет, что ты, не стала бы она меня тащить туда. В её собственном доме в Литейном переулке и жил. Хороший дом, у её отца там мастерская была.
— И мы там однажды были, — припомнила Марта.
Ни Карл, ни Каверза всё не возвращались. Хитринка тем временем наелась и отодвинула тарелку. Она то и дело ловила на себе взгляд Арно — любопытный, будто бы даже чуть удивлённый. Ей не становилось неловко от этого взгляда, но тоже стало любопытно, чего это он так глядит.
— Знаешь, ты удивительным образом мне её напоминаешь, — смущённо ответил парень. — Её, Грету. Хотя ведь быть такого и не может, вы разного роду-племени. Ты хвостатая, а у неё светлые глаза, но...
— А волосы зато у них одинаковые, — встряла Марта.
— Ну что ты, у Греты они совсем другие, как осенние листья. Есть пряди потемнее, есть золотистые, а есть как рыжее золото. Не помнишь, что ли?
— Так я о том и говорю. Мы же волосы выкрасили, я вот тоже, — и девчонка грустно потянула себя за прядь. — Мне мои прежние, белые, больше нравились. Может, ещё отмоются.