Серебряная подкова
Шрифт:
В гимназии существовало трехгодичное обучение с нижними, средними, высшими классами по каждому предмету, не считая начальных подготовительных. Даже поступающим в нижний класс надо было пройти очень трудные испытания.
Прасковья Александровна три года готовила детей, знакомила их с грамматикой российского языка и началами арифметики. Один год перед выездом из Нижнего Саша и Коля занимались в народном училище. Дети охотно и много читали не только художественную литературу, но и познавательные книги.
Наступил день экзаменов. Утро выдалось веселое,
Прасковья Александровна пошла провожать сыновей.
Ежась от холода, с книгами под мышкой, впереди шел Коля, одетый в короткую курточку. Раскрасневшийся от быстрой ходьбы, он то и дело спрашивал:
– Мама, не видно еще гимназии?
– Пока нет. Но сейчас увидим...
Вслед за Колей шел Саша. Как старший, нес он бережно в одной руке дядин эккер с треногой, в другой - землемерную цепь и держался поэтому независимо. Шествие замыкала Прасковья Александровна, которая вела за руку младшего, не по возрасту рослого сына: тот был выше Коли на целую голову, почти как Саша. Через плечо Алеша повесил сумку с аспидной доской и грифелем.
Город уже давно проснулся. Много народу сновало у балаганов и дощатых лавок на Рыбнорядской улице. Коля по-прежнему шел впереди. На перекрестке он остановился, не зная, в какую сторону поворачивать. Но заметив приклеенный к забору лист бумаги, подошел к нему ближе и начал читать:
"Объявление.
От Казанского губернского правления через сие объявляется, что в оном будет продаваться принадлежащий штабс-капитану Попову четырнадцатилетний крестьянский сын Иван, оцененный в 300 рублей, могущий принести в год доходу до тридцати рублей. А также продается мерин серый 3-х лет, роста большого, неезженый. Цена по договоренности".
Коля вопросительно посмотрел на мать и братьев, которые тем временем тоже подошли к объявлению.
– Идемте, дети, - сказала Прасковья Александровна.
– Потом поймете, когда выучитесь, а пока думайте об экзаменах.
– Она повела сыновей оврагом к Воскресенской улице, в начале которой виднелось высокое белокаменное здание.
Гимназия помещалась в одном из наиболее красивых особняков Казани - в бывшем губернаторском дворце. Фасад его украшали величественные коринфские колонны - восемь на центральном портике и по четыре на боковых.
Над крышей возвышался большой купол с круглыми окнами, а над центральным портиком - треугольный фронтон с изображением лиры, глобуса и математических инструментов.
Мальчики безмолвно стояли на площади. Гимназия в самом деле казалась им сказочным замком. К ней подходили ученики. На всех были форменные курточки, сшитые из темно-зеленого сукна, со стоячими, красного цвета воротниками, с огненными кантами на рукавах и желтыми пуговицами. Только у некоторых почему-то воротники были зелеными, а пуговицы белые.
– Буду ждать вас там, у солнечных часов, - сказала Прасковья Александровна, показывая рукой в сторону сквера на углу Воскресенской,
Она сообщила также, что, кроме инспектора Яковкина, будут на экзамене математик Григорий Иванович Корташевский, физик Иван Ипатьевич Запольский и преподаватель русской словесности Лев Семенович Левицкий.
– Помните наш уговор - подарить гимназии эккер и землемерную цепь... Но сначала надо успешно выдержать экзамены, - договорила она, целуя сыновей.
– Ну, ладно, идите. Держитесь смелее, все будет хорошо!
Мальчики робко взошли на высокое крыльцо между колоннами, прошли мимо седого солдата-инвалида, стоявшего у входа, и попали в просторный парадный вестибюль, освещенный верхним стеклянным куполом.
– Вы куда?
– спросил инвалид и направился к ним, постукивая деревянной ногой.
– Мы... у нас экзамен, - ответил Саша и сделал шаг ему навстречу.
– Экзамен? По лестнице на второй этаж и налево ступайте, в зал собраний. Но сперва тут оставьте верхнее платье... Да смотрите, никуда не сворачивать, - предупредил инвалид.
– Снизу глядеть буду.
Сказав это, он повернулся и, пристукивая деревяшкой, возвратился на свое место у дубовой двери.
Откуда-то сверху доносился гул ребячьих голосов.
– Там, наверно, классы, - промолвил Коля и прислушался.
Вдруг, заглушая голоса, наверху пронзительно, торопливо зазвенел колокольчик, и говор стих.
– Идем!
– решил Саша.
Втроем они, такие маленькие на широкой большой лестнице, шли рядом, не глядя друг на друга, чтобы не выдать своего волнения.
Но вот лестница кончилась, и большая белая дверь оказалась перед ними быстрее, чем этого им хотелось бы. Дверь открылась от первого нажима на ручку, и, переступив порог, Коля вошел в просторный зал.
У больших окон, выходивших на Воскресенскую улицу, мальчики увидели несколько взрослых. За длинным столом, накрытым зеленой суконной скатертью, сидел пожилой учитель с красным добродушным лицом. Немного дальше, у классной доски, стояли два молодых человека в мундирах из темно-синего сукна и с ярко-серебристым шитьем на воротниках. Один из них что-то писал на доске и говорил ровным, спокойным голосом. Он казался энергичным, но сухим и строгим - все в его движениях было рассчитано, точно. Другой, наоборот, выглядел добрым. Он был пониже первого и не так сухощав.
"Строгий" первым заметил вошедших Лобачевских.
– Иван Ипатьевич, трое; видимо, те, о которых нам говорили... Братья Лобачевские?
– спросил он, подходя к мальчикам.
Саша кивнул.
– Значит, будем экзамен держать?
– продолжал он, когда мальчики робко поздоровались.
– Очень хорошо. Давайте к столу... Кто первый?..
Коля шагнул вперед и назвал свое имя.
– Николай Лобачевский? Прекрасно... У, сколько вы книг принесли! Покажите-ка!..
"Строгий" начал вслух читать названия: