Серебряные осколки

Вэнити Дейзи

– Хорошо, мисс Бейл. Прикажете запрягать лошадей?

– Подождите, – кисло ответила Уинифред. – Теодор все никак не закончит миловаться со своей матерью.

От воды, стекавшей по скошенной крыше крыльца, ее рукав совсем намок, и она поспешно отступила. На ней было самое новое из ее летних платьев – хлопковое, темно-зеленое, с атласными вставками на корсаже. Больше всего сейчас Уинифред опасалась не за жизнь Стеллана, не за свою собственную, а за то, что в городе выяснится, что ее туалет успел безнадежно выйти из моды.

Дарлинг выглянул из

проема, укоризненно качая головой.

– Бесстыдница! Сама-то полчаса назад лепетала, что будешь писать ей чуть ли не каждый день!

– Замолкни, Теодор!

Рассмеявшись, юноша нырнул обратно в дом, и Уинифред осталась на пороге одна. Она наблюдала, как Мэттью – немолодой, приятной наружности мужчина с добрым и рассеянным лицом (Уинифред уже давно убедилась, что такое блаженное выражение имеет вся поголовно прислуга Дарлингов) – грузит в карету их скудный багаж. От дождевых капель, мелких, как морские брызги, запотели стекла и потемнела крыша кареты. Затолкав шляпную коробку Уинифред, Мэттью присел на козлы и раскрыл потрепанную черную книгу, ладонью прикрывая страницы от дождя.

Из дома выплыла Эвелин. Со времени их разговора, в котором она заручилась поддержкой Уинифред и Дарлинга, уверенности у нее прибавилось: снова она носила роскошное платье, а не платье – ее. В красном Эвелин напоминала цветок розы – яркие бархатные лепестки на колючем стебле. Встав рядом с Уинифред, она принялась натягивать длинные черные перчатки с рядом крошечных пуговиц. Ее волосы были заколоты у висков двумя бриллиантовыми гребнями.

– Ты похожа на актрису, – сказала ей Уинифред.

Эвелин улыбнулась краешком рта.

– Зависть т-тебя не красит. Впрочем… нет. Если кого-нибудь она и красит, т-то одну лишь тебя.

Либо это был искусно заточенный комплимент, либо тонко завуалированная колкость – в любом случае, Уинифред предпочла пропустить ее ремарку мимо ушей.

– Честно говоря, тебе удается меня удивлять.

Эвелин поглядела на нее с изумлением: она тоже не совсем поняла, как стоит расценивать слова Уинифред.

– Тебя вынудили выйти замуж за ненавистного тебе человека, но ты не играешь роль покорной супруги. Стеллан пропал, а тебе хватает отваги протянуть ему руку помощи. – Уинифред осознала, что ее рассуждения слишком уж напоминают дружеское одобрение, и добавила: – Что это, если не глупость?

Каждый их с Эвелин диалог проходил, как поединок на деревянных мечах – с намерением побольнее уколоть, а не серьезно ранить. Но Эвелин, к досаде Уинифред, каждый раз напоминала ей о своей рассудительности и первой бросала оружие.

– Это не глупость. – Эвелин уставилась в серое небо, обнимая обнаженные плечи. – Не б-блажь и не к-костюм. Раз я теперь замужняя женщина, настоящей глупостью было бы не воспользоваться преимуществами моего п-положения.

– Какими же? – скептически поинтересовалась Уинифред. – Поездками без сопровождения? Откровенными нарядами?

К ее удивлению, Эвелин кивнула. Блеснули камни в ее волосах.

–

Именно т-так. Удивительно, что женщина до замужества п-почитается за живую куклу, п-правда? Любая трещина, любой скол п-порочит честь. Но теперь? Отец оставил меня в п-покое. Я могу отправиться, к-куда пожелаю, и мне не нужно ничье сопровождение. Я могу надеть любое п-платье, не боясь себя скомпрометировать. – Она зло, с прищуром улыбнулась и подставила ладонь в перчатке под струю воды, стекающую с крыши. – Этого я, к-кажется, и хотела. Но не так. Не п-потому, что после свадьбы я перестала п-представлять хоть какую-то ценность.

В Эвелин появилась новая резкость, которой раньше Уинифред не замечала. Принужденная к браку с нелюбимым человеком, она не растеряла ни капли уверенности в необходимости сражаться за себя, и сражаться еще отчаяннее, чем раньше. Эвелин знала, что ее значимость не может умалить ни платье, которое она надевает, ни фамилия, которую она носит.

– Красный тебе к лицу, – заметила Уинифред.

– Спасибо. Еще раз извини, что испортила ваш с Т-теодором праздник.

Уинифред пожала плечами.

– Пустяки. Мне никакого торжества и не нужно было. Хорошо, что не пришлось обходить всю прислугу, тыча им в лицо кольцом.

Эвелин рассмеялась и опустила руку. С кончиков пальцев на шелк закапала вода.

– Ты счастливица, – спокойно, без тени зависти или горечи произнесла она. – И я тоже однажды б-буду счастливой.

На пороге, держа в руках саквояж, появилась Лаура. Она наотрез отказалась оставаться в Хэзервуд-хаусе и даже заявила Уинифред, что сбежит и доберется до Лондона своим ходом, если потребуется. Ей тоже пришлось оставить большую часть своих вещей в Хэзервуде, в том числе все рисунки и картины.

– Мэттью! – звонко позвала Лаура с порога, опасаясь выходить под дождь. – Мисс Дарлинг сказала, что пора запрягать.

– Уже? – поразилась Эвелин и, подобрав юбки, бросилась в дом. – М-мои вещи еще в комнате!

Когда весь багаж был погружен в карету, а лошади запряжены, пришло время прощаний. Теодор долго о чем-то разговаривал со своей матерью, держась за руки, они стояли друг напротив друга. Он склонил голову, внимательно выслушивая Кэтрин.

Уинифред краем глаза следила за ними, пока не услышала за спиной глухой перестук. Похолодев, она сделала вид, что возится с застежкой перчаток, когда Мелисса Дарлинг проскрипела у нее за спиной:

– Вы выбрали для поездки очень непрактичное платье, мисс Лун. То, что в сентябре на дорогах не так уж грязно, еще не значит, что вам непременно нужно наряжаться.

Почти предвкушая предстоящую пикировку, Уинифред обернулась. Бабуля Мисси стояла, опершись на трость с серебряным набалдашником обеими руками – крошечными, коричневыми и сухими. Мысленно Уинифред пообещала себе никогда не экономить на кремах и лосьонах.

– Благодарю вас за беспокойство, но я мисс Бейл, – любезно возразила она. – В последнее время память вас часто подводит. Возможно, вам стоит сделать где-нибудь пометку?