Серебряный лебедь
Шрифт:
Переступив порог гостиницы, он сразу же вспомнил, что в последний раз приезжал сюда восемнадцать месяцев назад, когда отправлял Мэтью Бенистера в Европу для участия в спасении принцессы Клементины. Как же все изменилось за такой короткий промежуток времени! Тогда Сибелла только вышла замуж, а Мелиор Мэри, полная пламенного стремления принять участие в приключении, убежала из дому; Джозеф же тем временем уже успел оказаться при польском дворе, готовый в любую минуту войти в роль Шатедо, камергера принцессы. А теперь Сибелла лежит в семейной усыпальнице Гейджей, Мелиор Мэри отгородилась от мира, а Джозеф
Вдруг за спиной послышался знакомый голос:
— Итак, Джон, ты все-таки приехал.
Он резко обернулся, но едва узнал Джозефа. Пристальнее вглядевшись в человека, стоявшего перед ним, он удивленно вскрикнул. Джон рассчитывал найти бывшего щеголя в полном отчаянии, сморкающегося в платок, а увидел перед собой мужчину, полного мощи, энергии и непоколебимого желания бороться со всем миром.
Но в Джозефе изменилось не только это. Если бы Джон встретил шурина на улице, он бы никогда не узнал его. Щегольского наряда больше не было, исчезли и локоны, и лорнет, и прогулочная трость, а их место заняли замшевые брюки, простая рубашка, кожаный плащ и дорожные башмаки. А вместо огромного белого парика отросли до плеч когда-то короткие густые волосы, завязанные сзади маленькой черной ленточкой. Кошачьи глаза стали непроницаемыми, а у рта залегла скорбная складка. Джозеф был совершенно неузнаваем. Джон мог только воскликнуть:
— Джозеф, как же ты изменился!
— Да, я больше не франт. Это являло бы собой жалкое зрелище, раз я лишился состояния, которое всегда было у меня за спиной. Разве ты не согласен?
— Но куда же ты направляешься в таком виде? Что собираешься делать?
— У меня есть десять гиней, чтобы не умереть с голоду. Этого хватит, чтобы оплатить дорогу во Францию мне, Гарнету и Черномазому. В Париже у меня есть связи, которые помогут мне подняться на ноги. Затем я намерен засвидетельствовать свое почтение королю в Риме, а потом отправлюсь в Испанию и присоединюсь к Вогану, Миссету и Гейдону. Короче говоря, я собираюсь поступить на военную службу испанского короля.
Уэстон онемел от удивления. Этого он никак не мог ожидать.
— И ты берешь… — он запнулся, потеряв дар речи, — ты берешь с собой Гарнета?
— Конечно. Он — единственное, что у меня осталось в этом мире, кроме негра. Да не смотри на меня так! Между прочим, в Испании тоже есть дети. Я слышал, что Тэмсин Миссет родила чудесную девочку и сама принцесса Клементина стала ее крестной матерью.
Джон покачал головой.
— Но что ты знаешь о военной службе?
— В ней нет ничего такого, чему я не смогу научиться. Мне ведь еще нет сорока, мне всего тридцать семь, Джон. Я вполне могу начать новую жизнь.
— А где сейчас ребенок?
— Здесь. Пойдем наверх, он там спит.
В крошечной спальне, где Джон не мог даже как следует разогнуться, на руках у негра спал сын Сибеллы. Ему исполнилось девять месяцев, и теперь он еще больше стал похож на Бенистера. Как будто прочитав мысли Джона, Джозеф ответил ему:
— Я вижу в нем только Сибеллу, и лишь это
И Джон почувствовал в Джозефе силы, понял, что все будет именно так, как тот сказал. Пережив свои несчастья, в мир придет другой Джозеф, еще более удачливый, чем прежний.
— Да благословит вас обоих Господь, — сказал Джон.
— Спасибо тебе за добрые слова.
Из гавани послышались крики «Отлив! Отлив!». Джозефу Гейджу, его сыну и негру пора было отправляться в дорогу. Холодное штормовое море гудело, ноябрьский ветер пронизывал до костей, а Джон снова провожал корабль, держащий путь во Францию.
Хозяин поместья Саттон долго еще стоял на берегу — корабль, увозящий величайшего человека своих дней, недавнего обладателя несметных богатств, экстравагантного щеголя с широкой доброй душой, давно скрылся из виду. Джон страшно замерз. Жизнь с самого рождения ставила его в трудные ситуации, но положение обязывало — он был хозяином замка Саттон. Из-за этого все те, кого он любил, должны были превратиться в пепел, такой же, каким покрыты угли сгоревшего крыла дома. Но двое избежали страшной участи — Джозеф Гейдж и ребенок, которого он называет сыном, плывут сейчас в Испанию, смело смотря в лицо новой жизни.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Она вспоминала, собирая воедино все обрывки мыслей, из которых состояло ее представление о собственной жизни, похожей на лоскутное одеяло. Стоя у окна спальни, она, встречая утро своего сорок девятого дня рождения, смотрела на лужайки, украшенные покачивающимися павлиньими хвостами, и как будто все переживала заново. Пережила даже то внезапное чувство холода, охватившее ее, когда тело Сибеллы внесли в Большую Залу и оконные витражи выплеснули озера цвета на ее только что погасшее лицо.
Она не могла этого забыть. Когда Мелиор Мэри снова вступила в мир, в жизнь, то получила свое второе имя: Снежная Королева. Даже Георг II, который, будучи принцем Уэльса, увидел ее портрет, написанный сэром Годфреем Келлером, и просил ее руки, встретил отказ. И все, кто хотел иметь удовольствие заполучить такую уникальную красоту в свои объятия, — принцы, князья, графы и государственные деятели, которые бросали свои сердца и состояния к ее ногам, — слышали только тихий смех Мелиор Мэри. Но отказывала она умно. У нее было мало врагов, и, по сути дела, приглашение хозяйки замка Саттон ценилось очень высоко.
В конце концов только Митчел сумел определить ее место в этой жизни, потому что сама она не планировала больших и серьезных дел. Поездка в Малверн, предпринятая с целью немного улучшить состояние духа Мелиор Мэри, беспокоившее Елизавету и Джона, не принесла видимого результата. Правда, она снова нашла там тот магический источник, который впервые увидела с матерью, мистером Поупом и Амелией Фитсховард, и вскоре заметила, какое необыкновенное воздействие он оказывает на ее внешность, но, даже несмотря на это, вернулась домой в таком же плохом настроении, как всегда.