Серебряный волк
Шрифт:
Смывать с лица кровь на ощупь, в темном вонючем тупичке у городской стены, не слишком-то весело. Зато в голове у меня понемногу проясняется, и я облекаю в слова засевший в голове вопрос:
— Так вы думали, что Карел мертв? С чего ж это?
Джекоб мрачнеет.
— Последние два дня люди только об этом и говорят. Коронного сообщения, правда, не было. А только столичные слухи в таких вещах не врут.
Два дня, мысленно повторяю я. Послание.
— И какие подробности упоминают столичные слухи?
— Говорят,
— Теперь понимаю, с чего капитан так на меня набросился. И что, говорят, случилось с принцем в Подземелье?
— Говорят, что его замучили, — выплевывает сержант.
Я молчу. Хотел бы я знать, какова доля Лютого в этих слухах…
— Скажи, что это не так, — требует вдруг Джекоб.
— Это не так, — повторяю я. — Джекоб, разве ты еще не понял, что он жив?
— Понял. Но я хочу услышать, что слухи лгут во всем.
— Карел жив. Клянусь. Жив и здоров, и настолько в безопасности, насколько это возможно в Подземелье.
— Значит, он все-таки в плену…
— Джекоб, я не имею права сказать больше. Но с ним все в порядке.
— И обошлось без предательства?
Джекоб смотрит мне в глаза твердо и требовательно, и я отвечаю:
— Клянусь Светом Господним, есть один человек, который предал его. Только один. Его отец. Ты хочешь еще что-нибудь спросить?
— Хочу, — хмуро отвечает сержант. — Только тебе мои вопросы, кажется, не нравятся?
— Джекоб, ты ведь солдат, — миролюбиво говорю я. — Ты должен знать, что такое приказ. Я и так сказал больше, чем надо.
— Ладно, пойдем, — бурчит сержант.
Мы возвращаемся в караулку, садимся за стол и молчим. Скоро молчание становится тягостным.
— Жрать хочешь? — спрашивает сержант.
— Можно, — соглашаюсь я. — Если в трактир не идти.
— За дурачка меня держишь? — хмыкает сержант. После чего выглядывает наружу и орет: — Эй, Ронни! Загляни в «Поросенка» да попроси у Катрины обед на двоих. Сюда пускай притащит.
— Эта Катрина не разболтает обо мне?
— А какое кому дело? Ну, сидит в караулке какой-то пришлый солдат, ну, по всему видать, досталось тому солдату изрядно… эка невидаль!
— Тебе видней. — Я достаю два полупенса, аккуратно кладу на край стола и поясняю: — За обед.
— Брось, парень. Пока мы на службе, платит король.
— Я, видишь ли, не на службе. И не вправе жрать за счет короны.
— Как знаешь, — пожимает плечами Джекоб. — Было бы предложено.
Вялый спор тухнет при появлении Катрины. Пышнотелая, раскрасневшаяся, неожиданно молчаливая тетка ставит перед нами плотно уставленный поднос и кидает вопрошающий взгляд на деньги.
— Бери, Катрина, — подтверждает сержант. — Мой приятель не из столичного гарнизона, так что за его долю никто тебе не заплатит.
— Спасибо, господин. — Катрина ловко смахивает со стола монеты и уходит,
Пока я пялюсь вслед, Джек расставляет наш обед. Чечевичная похлебка, тыквенный пирог, полкруга сыра, два толстых ломтя черного хлеба и кувшин вина. Если это обычный обед стражника…
— Что же будет зимой? — забывшись, бормочу я.
— Зимой? — переспрашивает Джекоб. — А где ты был той зимой, парень?
— Дома… — Я вспоминаю нашу с Лекой легенду и поясняю: — На побережье. У нас там посытнее…
— А я — в горах на востоке. Граница… Вороний перевал — слыхал?
— И бывал, — отвечаю я. — Хорошие места.
— Были хорошие! В тех местах, парень, народ вымер чуть не подчистую. Эти подземные крысы за лето извели весь скот, по осени прибрали к рукам урожай, а зимой, когда ударили морозы, стали поджигать амбары и поленницы. У них медные жилы в тех горах, вот они и задумали убрать оттуда людей. Эх, Сергей… — Джекоб опрокинул в себя кружку вина и скривился: — За помин. Чего я навидался там — врагу не пожелаю! А этим летом те же дела начались в землях короны. Столицу ждет жуткая зима, парень, и немногие переживут ее.
Он налил себе еще вина, подвинул мне кувшин и повторил:
— Немногие. А потом, парень, они позавидуют тем, кто не пережил.
Я отрезал себе пирога, пристроил сверху ломоть сыра и спросил:
— Джекоб, ты один в столице такой прозорливый?
— Да прям, — огрызнулся сержант. — Все это ясно, как весенние небеса, и уже пару месяцев, как цены на харчи взлетели до небес, а толку?
— И уже началась паника?
— Тихая паника, скажем так. Парень, за те вопросы, что ты мне задаешь, нас обоих запросто могут повесить.
— А за твои воспоминания о Вороньем перевале? Тоже?
— Соображаешь.
— Это хорошо. Значит, мы с тобой уже повязаны, так что я могу задать еще один опасный вопрос. Или не стоит?
— Валяй, задавай.
— Мне очень интересно, Джекоб, говорят ли в столице о том, что должен бы сделать король.
— Парень, виселица — ерунда, когда впереди такая зима. Но — виселица, а не королевские палачи.
— Ясно… Я тебя, кажется, совсем достал? Извини.
— У меня семья здесь. Так что можешь не извиняться.
Обед съеден, вино выпито. Мы опять долго молчим, но это молчание уже больше похоже на дружеское. Приходит Катрина за подносом, молча собирает посуду; теперь, после разговора с Джеком, я вижу — она озабочена, ушла в свои невеселые мысли, именно поэтому так тиха и молчалива. Она тоже боится зимы, думаю я. Вся Корварена боится, и, узнай сейчас люди, что принц Карел не только жив, но и готов прекратить войну с Подземельем… Прав Лека, власти короля Анри придет конец в тот же день.
— Слышь, парень, — шепчет. Джекоб, — а ты как в Подземелье жив остался? Я слышал, нелюди пленных сразу… того.