Серебряный волк
Шрифт:
Дочитал. Протягивает письмо мне. И — выходит, плотно закрыв за собой дверь.
Я отхожу к другому светильнику, подальше от Карела и сэра Оливера.
«Сын мой, слухи летят быстро, но я надеюсь, что это письмо опередит слухи. Я буду краток. Подробности тебе привезет верный человек, когда все хоть немного прояснится.
Сын мой, твоя мать умерла. Я сижу сейчас у ее последнего ложа, отец Лаврентий читает упокой у изголовья, в ногах плачет Юлия, Васюра у двери ждет письма. Никто другой пока не знает о ее смерти, только мы четверо.
Я заклинаю тебя ее памятью,
Я знаю, иногда моя суровость ранила тебя. Но знай и ты, что я пытался воспитать тебя истинно благородным рыцарем и достойным правителем. Думаю, мне это удалось.
Я верю в тебя, сын мой. Может случиться так, что нам не доведется свидеться, принц же мое благословение. Живи, как велят тебе долг и совесть, и будь достоин своей судьбы, какой бы она ни была.
Я люблю тебя, сын мой».
Руки дрожат, но я сворачиваю письмо и прячу за пазуху. Слишком здесь людно, слишком тесно… Проклятое Подземелье, где не спрятаться от чужих глаз, проклятая война, из-за которой не оплачешь смерть матери… Что не так? Почему вдруг — затаиться и ждать вестей? Снова чей-то заговор? Но почему — она?!
Я отворачиваюсь к стене, сжимая зубы, умирая от горя и жалости, содрогаясь вместе с Лекой от слез. Потом я перестаю его чувствовать. Ясно — вспомнил обо мне и снял амулет. Ладно, брат мой Лека, побудь один. Я тебя понимаю. Ведь ты не думаешь, что мое горе сейчас — всего лишь отражение твоего?
— Серега, что с тобой?
Я смотрю на Карела, не видя… сквозь Лекины и свои слезы, сквозь лицо нашей королевы — в тот день, когда провожала нас в путь… сквозь непонятный приказ затаиться и опасения короля не увидеть больше сына… Да что там у нас происходит, пропади оно пропадом?!
— Серега, что случилось? Что-то дома?
— Неважно, — выдавливаю я. — Прости, Карел. Мне надо пройтись.
Свет Господень, разве человек не имеет права на горе?! Пусть Карел сам справляется со своим капитаном… Король он, в конце концов, или нет? Пусть даже будущий.
В коридоре Леки не оказывается. Ну, что ж — мы ведь здесь не пленники, он мог пойти куда угодно. И я не должен сейчас дергать его. Пускай побудет один. Ему надо, я понимаю.
Я бреду, не осознавая, куда именно. Просто сердце мое рвется домой… Но король не станет приказывать зря, и если он не велел пока возвращаться — значит, так надо. Да и здесь мы нужны. И даже не потому, что Карел — хороший парень и наш друг, а Таргала может не пережить зиму. Нет. От того, что делаем мы здесь, зависит мир у нас. А если дома неладно… тогда тем важнее добиться мира в Таргале. И мы, помогая хорошему парню Карелу, деремся за свою страну. Потому что я — воин Двенадцати Земель, и Лека тоже… и мы не должны, не должны, не должны…
— Господин,
Вот так. Оказывается, я забрел к мастерским…
— Вы простите. Я не хотел мешать.
Я поворачиваюсь и иду назад. И выхожу к питомнику кротов. Вот и ладно. Отсюда меня не погонят.
— Добрых дней тебе, Сергий, — кивает смотритель.
— И тебе того же, почтенный, — отзываюсь я. — Если малыши голодные, могу покормить.
— Голодные, — скрипит смотритель. — Так ты ведь, я слыхал, только с дороги… и скоро опять в путь?
— Ничего. Справлюсь.
По крайней мере, добавляю про себя, будет чуть меньше сил на эту боль…
Что же не так со смертью Марго? Что за беда пришла в Славышть? Я ищу Юлину брошку… зря забыл я о ней! Даже не знаю, как жили они с Ожье эти годы… но ведь я делал то, что было мне поручено. Даже за время, потраченное на Леку и Сергия, мне иногда стыдно — пусть оно обернулось пользой для дознания, но я ведь не мог предугадать это. И все-таки…
От себя правды не скроешь. С того дня, как узнал, что Юлия ждет сына, я даже не прикоснулся к ее брошке. Потому что было время, когда и я мечтал о сыне… потому что думал я об одной, а вспоминалась — другая. И теперь мне стыдно и горько, и никак не получается найти Юлию, плачущую над мертвой королевой Двенадцати Земель. Где ж ты, Юли?!
— Мама! Мамочка, что стряслось? Ты плакала?
— Почему ты здесь, Софи? Да еще так поздно? — Юлия прислоняется к стене, судорожно втягивая холодный ночной воздух. Отец Лаврентий поддерживал ее, пока вел, но сейчас он ушел с Васюрой проводить гонца.
— Я тебя весь вечер ищу! Папочка вернулся.
— Господи, что с ним в этот раз?!
Софка по-взрослому вздыхает:
— Ну, он говорит, что ничего страшного. Но я все равно попросила отца Ерему побыть с ним.
— Идем.
— Ты иди, он уж, наверное, заждался. А мне еще Васюру найти надо. Ой, да вон он идет… Господин советник! — Звонкий голос разносится по двору, Васюра приостанавливается, вертит головой. Шел он, похоже, к казармам. Софка спрыгивает с крыльца и кидается догонять. — Господин советник, подождите!
— Что, Софьюшка? — Васюра через силу выдавливает улыбку, и Софи укоризненно хмурится. Уж будто она не знает, когда Васюра настоящий, а когда — нет!
— Господин советник, папочка просил, чтобы вы к нам зашли.
— Вернулся?! — выдыхает Васюра. Вот теперь — настоящий… Софи кивает не столько «господину советнику», сколько своим мыслям о нем. — Ну, пошли. Что на этот раз? На лоскутки не порвали?
— Почему сразу на лоскутки, — обиженно фыркает Софка. Приноровиться к шагу Васюры может не каждый: длинноногий «господин советник» двигаться медленно попросту не умеет. Но Софи держится рядом легко, она тоже слывет торопыгой вполне заслуженно.