Серенада для Черного колдуна
Шрифт:
Это дико. Это странно. Это сладко. И это так пугает, что ляпаешь первое, что в голову пришло, лишь бы вернуться в себя. В знакомую, спокойную себя, которую не одолевают непонятные желания, и которая точно знает, чего хочет от завтрашнего дня.
Я просто обязана на него злиться!
Но я не злюсь и не ненавижу. Я, вспоминая скольжение его губ и рук по своему телу, дрожу, как лихорадочная, и шаг боюсь ступить, потому что ноги подкашиваются. И запрещаю себе вспоминать – но тут же вижу своё отражение в зеркале. И это предательское
Смешно и стыдно. Но я не злюсь и не ненавижу. Я обижена. Я так обижена на Тана, на то, что ушёл и не приходит. На укоризненные взгляды, которыми меня на завтрак, обед и ужин кормит Гудрун. На Мэки, которая окончательно переметнулась в стан врага и за Палача, по ходу, переживает больше, чем за меня. На то, что заставил чувствовать себя виноватой.
Моржья отрыжка! Да меня так совесть замучила за эти дни, что я со страху выучила весь столовый этикет, будь он проклят! Я стоически терпела цирюльника, придирчивого и занудного, и даже не тянулась за ножом, чтобы обрезать всё это лохматое безобразие, которое он мне отрастил.
Тем вечером я сидела в своей комнате перед зеркалoм, ожидая возвращения Мэки (она отпросилась у Гудрун к «ениху»),и придирчиво рассматривала собственное отражение.
Кто эта женщина, красивая и чужая? Неужели я? азве о такой жизни я мечтала? Сидеть дома, волноваться о муже, зубрить дворцовый этикет и переживать о длине собственной косы? Куда исчезли мои мечты? Растаяли, как снег, под горячими поцелуями Танари?
Танари… На глаза навернулись слезы, а в груди заболело, будто кто-то вогнал под сердце острую тонкую спицу или длинную иглу. Не-вы-но-си-мо!
Не хочу!
Бежать отсюда надо. Дотерпеть до Представления… Или нет! Прямо сейчас отправиться во дворец, я же амира, меня пустят, просто обязаны пустить, забрать Нэо, поднять паруса на «Песне ветра» – и как можно дальше от Танари с его колдовскими губами гоpько-сладкими на вкус!
Я даже вскочила на ноги и, перебежав через комнату, замерла у распахнутого окна. Пахло летней ночью. Со стороны моря доносились приглушённые крики вещунов. В саду коптил жёлтым светом обычный, не магический фонарь. Дыхание перехватило,и кто-то невидимый, возможно, Судьба, выдернул иглу из моего сердца. Я оглянулась, и в тот же миг дверь тихонько отворилась, впуская позднего гостя.
– Привет, - сказал он, окидывая меня задумчивым взглядом, а я то ли испугалась, то ли обрадовалась. Не могу сказать с уверенностью. – Я войду?
Замер в дверном проёме, будтo и в самом деле ожидал моего дозволения,и мне на секунду захотелось встать в позу и сказать что-нибудь отвратительно пошлое из репертуара базарных торговок. Нечто вроде: «Уверен, что тебя тут ждут?». Или: «Иди туда, где пропадал все эти дни». Или даже: «Глаза б мои тебя не видели».
– А если я скажу, чтоб убирался? Уйдёшь?
– Конечно. – Он нахмурился,
Под прозительным грозовым взглядом я немедленно почувствовала неловкость и суетливым движением оправила рубаху. Вот как он это делает? Я ведь решила, что обижена! Я злиться на него должна, а не сожалеть по поводу того, что выгляжу не очень хорошо! И точно ни в коем случае не волноваться из-за угрюмых теней, что устало залегли под глазами Колдуна.
Воздух в спальне подёрнулся маревом, будто не поздний вечер был, а знойный полдень, я глубоко вздохнула, сжала кулаки и отвернулась, процедив:
– Да, входи... Чего уж там?
Не зря же я столько дней морально готовилась к встрече. Вот если бы Колдун вечером ТОГО дня пришёл, как и обещал, я бы расклеилась и вообще не была бы способна вести конструктивный диалог, а сейчас, когда я речь заготовила и отрепетировала, то бояться же нечего...
Ну, по крайней мере мне так казалось до того момента, пока Танари не захлопнул дверь и не подошёл ко мне вплотную. И если бы только подошёл! Большим пальцем подцепил мой подбородок и потребовал:
– Посмотри на меня.
Я говорила, что в глазах Колдуна притаилось грозовое небо? Сегодня это была не гроза – штормовое предупреждение. Иссиня-черная спираль беспощадного смерча, водоворот, в котором смертью храбрых пала моя сила духа, моя уверенность в себе и мои благие намерения.
– Тан...
– Слабея, обвила руками его шею, потому что ноги подкашивались и не хотели держать, а голова кружилаcь, как от кружки хмельного горячего мёда после пробежки по морозному утру.
– Прости меня.
– Синеглазка,ты что?
Он растерянно моргнул и, по-моему, даже немножко испугался, что, впрочем, не помешало ему опустить одну свою руку мне на лопатки, а вторую – на талию. И не поймёшь,то ли поддерживает, успокаивая,то ли не оставляет возможности для отступления... Да я и сама не собиралась сбегать. Не прямо сейчас. Жадно вдыхая запах шквального ветра, я прижалась лицом к груди Танари.
– Ты же не собираешься заплакать? – А вот теперь он точно перепугался.
– Нет! – вскинулась протестуя.
– Нет, - повторила более уверенно, c головой ныряя в бушующий шторм,и прошептала:
– Прости, пожалуйста. Мне стыдно, что я тогда так о тебе...
– Плохо подумала?
– подсказал, мимолётно улыбнувшись, когда я запнулась. – Тогда позволь тебя успокоить, любая твоя плохая мысль в разы лучше тех, которые обитали в моей голове той ночью.
Передёрнула плечами, потому что его слова произвели на меня какой-то неправильный эффект. Такое бывает, когда медленно опускаешься в обжигающе горячую ванну: кожу покалывает от нестерпимого удовольствия, такого острого, что ты не знаешь, чегo тебе хочется больше, погрузиться под вoду с головой или подождать, пока остынет.