Сергеев Виктор. Луна за облаком
Шрифт:
— Завод железобетонных изделий может давать нам в сутки до двадцати пяти свай,— продолжал Шайдарон.
— А какова сменная норма у дяди Кости?— спросил шутливо Цыбен Чимитдоржиев.
— Не густо. Четыре сваи, ну... пять.
— Эдак мы провозимся до зимы.
— Партком ставит задачу — выпускать за сутки сто свай. Трудно. Очень трудно. Учтите, что в заводских условиях пойдут лишь семиметровые сваи, а опытное бурение грунта показало, что нужны и десятиметровые сваи, кое-где даже трипадцатиметровые.
Каширихин поднял голову от бумаг:
— Где же выход?
— Выход есть. Будем делать нестандартные сваи на временных полигонах. Нужны
— Я позвоню всем секретарям партийных организаций стройучастков,— вставил Каширихин. — Отберем лучших, самых преданных стройке.
— Преданных?— переспросил кто-то.
— Да, именно. Преданных. Помните случай с Клочко?
— Да он же у нас лучшим бригадиром был. Как не помнить. Бригада него какая замечательная! А почему он уволился?
Каширихин усмехнулся:
— Перехвалили. Обычная кстория. Возымел о себе мнение, что ему море по колено. Закуражился: поеду на юг, там климат не тот, там фрукты... И уехал. Бросил бригаду. А потом звать стал сбоих дружков: жмите, дескать, на юг — к морю и пальмам. Пятерых сманил... Те сдуру-то снялись и поехали, но Клочко уже на юге не застали. Потолкались там, поштукатурили куроротные павильончики, плюнули и разбрелись кто куда. Трое к нам вернулись вскоре, а остальные так и запропали. Вроде бы и конец той истории, но надо же было случиться — вернулся к нам и сам Клочко. Ну из его бывшей бригады узнали, что приехал... Утром звонок из отдела кадров. Так и так, мол, товарищ Каширихин, недоразумение получается. «Какое недоразумение?»— спрашиваю. «Да человека одного к нам не пропускают. Вы бы,— говорят,— пришли и на месте разобрались». Пришел я туда. А у крыльца рабочие — человек десять. И с ними один такойпредставительный, в костюме и при велюровой шляпе. Спрашиваю: «В чем дело, товарищи? На вас жалуется отдел кадров». А тот человек в шляпе пожимает плечами и руками эдак разводит. Сам злой, раскраснелся. Я и говорю: «Вы, гражданин, пройдите на второй этаж, третья комната слева с вывеской «партком», там меня обождите. А вы, товарищи, если не возражаете, давайте присядем тут».
Ну тот ушел, а мы присели и потолковали. Я на них нажимаю:
«Вы что же тут, ребята, пикеты выставляете у входа в контору? Пришли бы к управляющему, в постройком, ко мне или к начальнику отдела кадров. А вы шумите и народ привлекаете к себе. Разве это дело?» Оки отвечают, что, конечно, не дело толкать плечом гражданина Клочко, но пока будешь искать управляющего или еще кого, Клочко запросто могут оформить в отделе кадров. А мы с ним не то, о работать, одним воздухом дышать не желаем. Я их успокаиваю: Да бросьте вы, каким воздухом! Мы его проведем через все кабинеты, повоспитываем маленько, да определим куда-нибудь подальше вас». —«Э-э,— говорят,— так не годится. Нам обидно будет».— «Пойму обидно?»— «А как же! Он нас предал и продал. Можно сказать, аплевал на нас. А теперь, как ни в чем не бывало, заявился. Он заем семейных монтажников с пути сбил. Двое и по сей день неведомо где околачиваются. Выходит, что же? Предал и продал... И приехал. И с нами же тут... А где его климат, а где его пальмы? Мы тут мерзли в воде, в грязи, на ветру... А он? Приехал... Хорош субъект! «Или лочко,— говорят,— или мы. Примете Клочко, уйдем всей бригадой, акую стройку ставить надо чистыми руками... Пусть идет в разно- бочие».— «Да у чего среднетехническое образование». Молчат. «По кону, по форме, что
Ну, чго скажешь? Разве это не преданные стройке люди? А?— ирихин оглядел собравшихся.— Поспорили мы маленько с Озеном Очировичем из-за этого Клочко.
— A-а, черт с ним!—отмахнулся управляющий.—Жалко, что ригадир был когда-то расторопный, исполнительный. Такого не вдруг
йдешь. И вот — на тебе...
— А вы-то. Иван Анисимович, разговаривали с Клочко?— поинресовался Чимитдоржиев.
— Да нет. Поднялся я к себе, а он, оказывается, не заходя в паром. задними дверями да во двор...
Все засмеялись.
Управляющий раскрыл блокнот, полистал страницы.
— Трайлеров, боюсь, не хватит. Надо продумать, как возить сваи на автомашинах.
— Неужели «КРАЗ» не потянет?— удивился Каширихин.
— Потянуть-то потянет... Но в пути могут быть поломки свай От тряски. Там такие концы висеть будут... — Шайдарон развел руки, показывая, какие концы вылезут из кузова и где ожидаются трещины в железобетоне.
Заседание партийного комитета затянулось. Пока обсуждали, что надо делать в первую очередь для быстрой и бесперебойной забивки свай, пока размышляли о нынешних и будущих трудностях, повсюду Ц'уже в домах зажглись огни.
Бетонирование перекрытия в древесно-подготовительном цехе р бригада Трубина заканчивала. Бетон все подвозили, и люди не вышли из цеха, пока не уложили последние кубометры. Только закончили— подошел бульдозер. Мастер Карымов закричал:
— Уходите отсюда! Освобождайте территорию! Планировку срочно надо делать.
А вдоль стены цеха — леса и еще эстакада. Григорий попросил мастера, чтобы обождали: нужно время для уборки лесов и эстакады. Убирать следует аккуратно: доски потом пригодятся.
— Некогда!—опять закричал Карымов.—Что там доски?!—обернулся к бульдозеристу: — Давай! Пошел, милок! Наяривай!
Взревел мотор, никто и глазом моргнуть не успел, как заскрипели леса и рухнули стойки. Всплеснулось облако серой пыли.
— Эт-то... как понимать?—Григорий хватал мастера за рукав, тот пятился, норовил проскочить вслед за бульдозером. — К-кому нужна т-такая р-работа!
— Но-но!— огрызался Карымов. — Рукам воли не давай. А то смотри-и! .
В серой пыли измятое лицо мастера еле видно. И вдруг оно совсем исчезло. А в ушах короткий вскрик:
— А-а-а!
Григорий шагнул, вглядываясь. Маленький, круглобокий Карымов поднимался с земли, держась за голову. Поднимался он легко и плавно, как ванька-встанька. А, поднявшись, покачался и застегнул пуговицы на тужурке.
— Ответишь!—прохрипел он.— Так и знай!
Повернулся и пошел селезнем, смешно прыгая через доски и кирпичи.
Григорий вернулся к рабочим.
— Чего это с ним? Не пойму.
Все отводили глаза. Будто ничего и не было. Только Выл ков Колька, тот, который когда-то лишился зуба за прожженный карман, сказал:
— Так это же он споткнулся. Шишку заробил.
Наутро, проходя мимо сбитых бульдозером лесов, Григорий заметил, что ни одной поломанной доски здесь уже не осталось. Спросил у бригады:
— Кто взял?
И опять у всех глаза — по сторонам.
— Кто взял доски?
— А мы в сторожа не нанимались. Пускай милиция ищет.
Это сказал Ленчик. Из бывших воров. Глаза у Ленчика в прищуре, а в глазах — презрение. И в гибкой его фигуре, и в том, как он держал кончиками пальцев папиросу — тоже презрение.