Сергеев Виктор. Луна за облаком

Неизвестно

Несколько дней Григорий не мог освободиться от того чувства, которое он испытал тогда на крыльце у Флоры. Он хотел понять себя. Ну, пускай у нее веснушки. Ну, что в этом такого? Она вовсе не дур­ная. Мало ли что ему показалось.

Вот так он переубеждал себя. И немного переубедил.

Глава пятая

Флора познакомила Трубина с Чимитой Догдомэ. Чимита после ин­ститута работала в Хабаровском крае, где строила элеваторы. Сюда приехала по вызову Шайдарона.

У Чимиты продолговатое

светлое лицо. Вслосы короткие. Как у мальчишки. Жесткие, с легкой курчавинкой. Глаза серо-зеленые. По- бурятски узкие. Глаза все время живут: удивляются, смеются, раду­ются, недоумевают. Иногда глаза вроде как зеленеют и тогда в лице у Чимиты проявляется что-то властное. Твердые линии рта и подбо­родка как бы подчеркивают эту властность.

Флора ушла в магазин, и они сидели вдвоем в ее комнате. Горе­ла лампа в красном абажуре, и Чимита, как представлялось Григо­рию, была похожа на упрямого и неуравновешенного мальчишку.

Они играли в шахматы. Трубин легко шел к победе и время от времени спрашивал ее:

— Заявление о капитуляции поступит устно или письменно?

Она быстро вскидывала голову и по лицу ее скользила тень от

руки, поднятой над доской. Вот-вот сметет фигуры.

— Никогда! Ни письменно, ни устно.

У них все было на колкостях.

— Может быть, выбросите белый платок? У вас, случаем, косын­ка не белая? Можно и косынку...

— Никогда! Слышите?

Она не доиграла, смешала фигуры, сказав, что не может сосредо­точиться, когда «острят под руку».

— Вам не приходилось ходить в начальстве?— спросил ее Тру­бин

— Нет. А что?

— Вам бы ото подошло.

— Почему?

— Вы здорово подражаете Шайдарону. У вас столько власти на лице...

— Не острите. Вам это не идет.

— А что мне идет?

— Быть самим собой.

Приход Флоры ничего не изменил. Трубин и Догдомэ продолжа­ли обмениваться колкостями.

«Он переживает уход жены,— думала Чимита. — И очень верно тгро него говорили, что он сух и довольно упрям».

«Да-а,— размышлял Григорий. — Эта себе цену знает. Что ни скажи, все не так, все не нравится. Но посмотрим, как ты на стройке себя покажешь».

«Он все же чем-то любопытен,— рассуждала Чимита. — Чем? Не знаю. Почему-то хочется встретиться с его бывшей женой и узнать у нее все подробности о нем. Вечно мне блажь какая-то в голову лезет».

«Как обманчива внешность,— думал Трубин. — Вот эта Догдомэ. В ней что-то есть. Вот хотя бы властность в глазах, чего не часто встретишь у таких молодых. А ведь в сущности... Это просто зазнав­шаяся... Ну. считает, что ей все можно. Первый раз играет со мной в шахматы. Взяла и смешала фигуры».

Флора смеялась:

— Ну что вы такие мрачные? Прямо буки. Чимитка, съешь хоть пирожное!

— Я не люблю, Флора, сладкое.

— А я в магазин из-за тебя ходила.

Вмешался Трубин:

— Я готов взять ее долю.

— Нет уж,— сказала Догдомэ.

Флора совсем развеселилась. Завела патефон.

Пела песни.

Стройке пока рано подниматься ввысь. Траншеями и котлована­ми она уходила под землю, прячась в трубах и кабелях.

Но вот обозначена площадка главного корпуса. Здесь будут кар­тонная фабрика с уникальными машинами, целлюлозный завод, цех обжига извести, цех каустизации, цех готовой продукции...

Рабочие торопятся закончить разметку площадки. Техники опре­деляют, где и как ляжет свайная сетка. Там, где стоять свае, времен­но забивают металлические штыри.

Дело небывалое для сибиряков. Только на площадке главного корпуса предстоит забить около двадцати тысяч свай. Их забивают из-за высокой сейсмичности.

Забивка свай для стройки — это нынче самое-самое... У всех на уме сваи и только сваи. Пока не забьют двадцать тысяч свай, нельзя вести бетонирование плиты ростЕерка, нельзя ставить фундаменты... Ничего нельзя.

И никто из специалистов Шайдарона с такой массированной за­бивкой свай не встречался. Ну приходилось где-то, когда-то поста­вить несколько свай. А это что? Тысячи¹ Одна к другой... Целый лес железобетонных свай.

Поднимать на сваи всех, кто свободен, кто что-то умеет, кто смо­жет научиться этому делу в сжатые до предела сроки — вот какие мысли сидели в мозгу Шайдарона С этим он и пришел в партийный комитет к Ивану Анисимовичу Каширихину. Угольный склад, почта, политучеба, агитаторы — это хорошо, Иван Анисимович. А теперь да­вай будем... забивать сваи.

А Каширихин до этого ни одной сваи в глаза не видел. Как гово­рится, с чем их едят, не знал. Ему объяснили, где их делают и из че­го. Про землетрясение он понял сразу — что к чему. И запомнил вес свай и их длину. Еще запомнил, что возят сваи на трайлерах, ведо­мых тягачами.

Каширихин собрал партийный комитет. На повестке вопрос «О забивке свай». Слово получил Озен Очирович. Из его сообщения чле­ны парткома узнали, что трест располагает пятью копрами, но два копра не укомплектованы экипажами и поэтому требуются два ма­шиниста с помощниками и закоперщиками. Самый опытный маши­нист копра — это дядя Костя.

— Который этот дядя Костя?— спросил бригадир монтажников Чимитдоржиев.— Уж не Рябогин ли?

— Ну да. Константин Касьянович Рябогин.

— Да он же нам те сваи пропьет!

За столом — смешок. Прокатился смешок и снова тихо.

— Этого дядю Костю беру на себя,— сказал Каширихин и обвел членов парткома спокойными, глубоко посаженными глазами.— Не возражаете?

Кто же будет возражать? Дядя Костя, он такой, с ним беседо- Еать — одно удовольствие, высоко о себе не возомнит, во всем согла­сится, любое обещание даст. Но только после беседы дядя Костя мо­жет совершенно неожиданно даже для себя напиться «до положения риз». И помощник у него Ванюшка Цыкин. До сорока лет дожил, а все — Ванюшка. А закоперщиком у Константина Касьяныча паренек безответный из гэпэтэу.