Серпомъ по недостаткамъ
Шрифт:
Завод, правда, ставился в расчете на переработку всего лишь пятидесяти тонн соломы в сутки, но ведь можно и не один такой завод поставить. Хотя и не сразу: только стоимость рекуператоров соляной кислоты была больше пятидесяти тысяч рублей, а всего нужно было потратить на завод тысяч двести. В принципе недорого, но денег все же не хватало.
Денег всегда не хватало, несмотря даже на то, что только из солнечной Франции в день "капало" почти по сорок пять тысяч рубликов. Тридцать семь тысяч - с тракторов, остальное "добавляли" мотоциклы. Но и траты росли: ведь для хранения урожая нужно было построить какой-никакой элеватор, да и про овощехранилища
Жалко только, что "ценный семенной материал" так медленно увеличивается в объеме: если современная пшеница-"белоярка" дала на поливных полях урожай по четырнадцать центнеров с гектара (что было рекордом для Царицынского уезда, но хоть и большим, но не удивительным достижением для других мест), то "мой" сорт (который я, для определенности, поименовал "Царицынским") выдал в тех же условиях тридцать шесть. Это не просто рекорд, это уже буквально чудо - но "чудо" сие случилось лишь на полудесятине: всего-то семян было лишь два пуда. И если не произойдет никакого нового чуда, то в следующем году можно будет засеять почти что двадцать десятин. Нескоро такими темпами крестьяне с голоду пухнуть перестанут.
Впрочем, потерпят... наверное. Урожай по губернии был хотя и не очень высокий, но, вероятно, рассказы о "голоде начала века" были все же преувеличены: народ собрал центнера по четыре с половиной с гектара. Не густо - но до голода куда как не дотягивает. Что же до скотины - ковыльное сено хоть и хреновый, но все же тоже корм. Раньше слегка недоедая жили - и сейчас, поди, проживут.
С подачи Забелина ко мне приехали трое агрономов из Московского сельхозинститута. Задачу я им поставил простую: прикинуть чего в земле не хватает для рекордных урожаев. Или просто для нормальных: на левобережье у меня почему-то урожай чем дальше от Волги, тем был больше: ближе к реке центнеров двенадцать, а там, где земля по определению была суше - по шестнадцать. Может, сильно воды переливали? На будущий год начала распахиваться степь ещё на шесть верст дальше от реки, так что я и урожай ждал повыше, но в любом случае уточнить стоит.
Василий Портнов - он как раз был "почвенник-докучаевец", как он представился - вскрыл мою ошибку буквально на следующий день после приезда:
– Александр Владимирыч, ну какой идиот вам так каналы спроектировал? Земли-то засоленные, вы соль поливами вымывали, да канал ей стечь-то и не давал. Ещё годик - и получите вы сплошной солончак! Канал надо поверху пускать, а тот что есть - как дренажный использовать, рассол в реку сливать. Денег, конечно, немало потрачено, но коль не хотите вы земли вконец угробить - так потратьте еще толику малую, но по уму сделайте. Получится и на нижний канал все же не зряшние траты проведены, и землю не более чем за год и восстановите.
– Василий Павлович, у меня к следующему году нужно мелиорировать ещё пятнадцать, а то и двадцать тысяч десятин. Давайте-ка вы этим и займетесь. С окладом в двести пятьдесят рублей и бюджетом, скажем, в сто тысяч на местный институт почвоведения...
Зашедший в этот момент в мой кабинет Саша Антоневич хмыкнул и добавил:
– Соглашайтесь,
– Саша, очень рад тебя видеть! Что нового на строительстве? Или ты с каким важным вопросом ко мне?
– Со строительством - все. Два миллиона пудов кислоты ты получишь, сейчас обе линии в работу пущены. И управляющего на завод, как ты просил, подыскал. Он сейчас сильно занят, но через месяц приедет, представится. Зовут Виталий, отчества не носит, а фамилия его - Филипп, с двумя "п" на конце. Учился в Сорбонне и Филадельфии. Но несмотря на это - русский, православный и даже не дурак. В том числе и выпить, но дело знает и излишнего не позволяет. А я к тебе все же с вопросом, тут ты прав. Ты свои дела закончишь когда, пошли кого-нибудь домой, я к жене и детям пойду.
– Да мы уже вроде как и закончили - сообщил Портнов. А насчет почвенного института - это у вас шутка была?
– Я же говорю - соглашайтесь не глядя, этот непосланец никогда о делах не шутит.
– Верно, - добавил я.
– И если вам эта идея нравится, я бы попросил вас набросать примерные штаты такого института, потребности в лабораториях, что там еще потребуется? Вы же специалист. Я, впрочем, вас не тороплю особо, если, скажем, завтра к обеду набросок подготовите - будет вполне приемлемо.
Антоневич неприлично заржал, усаживаясь в кресло:
– Не обращайте внимания, Василий Павлович, это мастер шутить изволит. Шутки у него такие - но, с другой стороны, сейчас как никогда ваше будущее буквально в ваших руках. А раз вы закончили, перейдем к моему вопросу. Он буквально на пару минут, так что если вы, Василий Павлович, соизволите немного задержаться, то я вас приглашаю к себе на обед, а заодно и расскажу побольше о том, куда вы попали. Значит так, дорогой личный друг - продолжил он, обращаясь уже ко мне. Серной кислоты ты сейчас будешь получать два миллиона пудов в год - и это хорошо. Но на заводе в результате получается в качестве отходов четыре с лишним миллиона пудов угадай чего?
– Не томи, я же не химик.
– Не прибедняйся, нехимик, а подумай, куда нам девать четыре миллиона пудов чистой окиси железа. Впрочем, можешь не утруждаться произношением надуманного, я уже прочел твою мысль и готов выстроить и металлический завод. С детства, понимаешь, люблю строить железоделательные заводы, в особенности если кто-то даст мне на это дело шестьсот восемьдесят тысяч твоих рублей. Но это - только на завод, поэтому для рабочего городка ты мне еще отдай Чернова на пару месяцев. Чернова на пару месяцев - раз, Чернова на пару месяцев - два...
– Договорились, продано. Только не Чернова, у него сейчас неплохой помощник образовался, некто Кочетков Иван Федорович. Бери его - не пожалеешь, тем более что он един в трех лицах.
– То есть?
– Он сам, его брат, а ещё - еще один брат, но младший - пока студент, работает еще вполсилы.
– Ладно, беру. Марии Иннокентьевне сам скажешь или мне придется у нее миллионы униженно выпрашивать?
Кроме Портнова в кабинете у меня сидели и двое других агрономов, Вадим Кудрявцев и Станистав Викентьевич Леонтьев. Последний - сорокавосьмилетний вдовец - был, что называется, "чистым ботаником" и неплохим - по словам Забелина - специалистом по злакам, а двадцатитрехлетний Вадим - согласно той же рекомендации - "юным фанатиком картофеля".