Сэру Филиппу, с любовью

Куин Джулия

— Если бы я хотел, чтобы вы услышали, я бы произнес это вслух.

— Но если вы не хотели, чтобы я слышала, зачем вообще было говорить?

— Потому что я не мог держать это в себе.

— Так что же именно вы сказали, сэр? — потребовала она.

— Может быть, не надо? — Филипп всей пятерней нервно теребил волосы.

— Надо. Если мы действительно собираемся стать мужем и женой…

— Точных своих слов я уже не помню. Что-то об отсутствии у женщин здравого смысла…

Филипп знал, что не стоило бы говорить этого вслух. Это

прозвучало бы невежливо в любой ситуации, тем более сейчас. Но Элоиза вынудила его, пристав буквально с ножом к горлу.

Филипп не ожидал от Элоизы безумной радости по поводу предстоящего брака, влюбленных взглядов, нежных слов… Но быть хотя бы немного повежливее она бы уж могла постараться, в конце концов!

Да и с чего она так на него взъелась? Что они вынуждены пожениться — так это ей и без того известно… Могла бы, между прочим, и быть ему благодарна за то, что он, как истинный джентльмен, готов жениться на ней после того, как якобы опозорил — хотя его-то вины здесь вовсе нет! Другой на его месте мог бы и отказаться…

— Что ж, — ни с того ни с сего сказала вдруг Элоиза, — я рада, что этот разговор состоялся.

Филипп удивленно уставился на нее. Что, черт побери, она имеет в виду?

— Что, простите? — переспросил он.

— Я рада, — проговорила она, — что мы, наконец, все выяснили. Муж и жена, в конце концов, должны понимать друг друга!

Филипп едва сдержался, чтобы не застонать. Подобный разговор явно не мог кончиться добром.

— И, — резко добавила Элоиза, — теперь я, наконец, расстанусь с иллюзиями насчет того, что вы думаете по поводу всего женского пола.

Филиппу не хотелось идти на конфликт, но он чувствовал, что его не избежать.

— Я, кажется, ничего не говорил относительно всего женского пола!

— Вы сказали что-то об отсутствии здравого ума у женщин. По-вашему, этого недостаточно, чтобы сделать вывод?..

— Я сказал это сгоряча.

— Сгоряча-то как раз и говорят именно то, что думают! — усмехнулась она.

— Я поспешил сделать обобщение. Я не имел в виду всех женщин…

— Кого же конкретно вы имели в виду? — прищурилась Элоиза. — Уж не меня ли?

После таких слов Филипп совсем растерялся.

— Элоиза, — забормотал он, уже не отдавая себе отчета в том, что говорит, — простите меня… но иногда вы, поверьте, действительно бываете невыносимы…

— Ну, спасибо! — Элоиза словно единым махом выдохнула что-то, копившееся внутри ее. — Ни от кого я еще не слышала таких слов!..

— Неужели ни от кого?

— Во всяком случае, не от тех, кто мне близок.

Филипп нервно поерзал в кресле. Почему, черт побери, эти кресла всегда делают такими маленькими — разве крупные мужчины уже перевелись?

— Поздравляю, — усмехнулся он, — вас, должно быть, окружают немыслимо вежливые люди, если никто из них никогда не делал вам замечаний, несмотря на все ваши выходки!

Элоиза вспыхнула, но ничего не сказала. Пауза затягивалась.

— Простите меня, — вдруг прошептала

Элоиза. Филипп посмотрел на нее, не веря своим ушам. Она просит у него прощения? За что?

— Что вы сказали? — переспросил он.

— Я сказала “простите меня”, — отчетливо выговорила Элоиза.

— Ничего страшного, — отозвался Филипп. Новая пауза.

— А, собственно, “простите”… за что? — осторожно спросил он.

Элоиза посмотрела на него. В глазах ее явственно читалось сожаление о том, что инцидент еще не исчерпан.

— Нужно ли говорить? — вздохнула она.

— Если мы собираемся стать мужем и женой… — повторил Филипп ее же фразу.

— За то, — сквозь зубы проговорила Элоиза, — что я зла на весь мир и отыгрываюсь на вас. Только умоляю — не спрашивайте, почему я зла. Иначе я встану и уйду, чтобы никогда больше не видеть вас — не потому, что имею что-то против вас, а потому, что дальнейшие объяснения, поверьте, для меня невыносимы.

Филипп решил, что, продолжая спор, он сделает только хуже.

— Я принимаю ваши извинения, Элоиза, — произнес он. Филипп выждал с минуту, прежде чем снова заговорить.

Эта минута показалась ему едва ли не самой длинной в его жизни.

— Не знаю, Элоиза, — начал, наконец, он, — станет ли вам от этого легче, но должен сказать: я собирался сделать вам предложение еще до того, как в моем доме появились ваши братья, — официально, с кольцом и со всем, что там полагается… Согласен, может быть, предложение нужно делать и не так, возможно, я не знаю всех формальностей — сами понимаете, я не каждый день делаю женщинам предложения. Откровенно говоря, моей первой жене я сделал предложение… скажем так, тоже не при совсем обычных обстоятельствах.

Элоиза снова посмотрела на него. Как показалось Филиппу, на этот раз взгляд ее был немного теплее.

— Элоиза, — предпринял он попытку убедить ее, — поверьте мне, я бы предпочел, чтобы решение о нашем браке было принято в других условиях. Но о том, что это все-таки произошло, я ни капли не жалею.

— В самом деле? — В голосе Элоизы звучала надежда.

— Уверяю вас. — Филипп помолчал. — Элоиза, будь моя воля, я бы не стал спешить со свадьбой, но с братьями вашими мне трудно спорить. Впрочем, я могу их понять. Скажу даже больше: они, я считаю, еще проявили снисходительность к вам, позволив выждать неделю или две. Я бы на их месте заставил вас обвенчаться в тот же вечер.

Элоиза огляделась вокруг, словно надеясь увидеть своих братьев. И действительно увидела их — они спускались с пригорка, направляясь к ним. Однако подошли бы они не раньше чем через полминуты, и Элоиза решила, что за это время она успеет задать Филиппу еще, по крайней мере, один вопрос. Но какой именно? Нужно задать тот, который был бы самым главным… Мысли Элоизы лихорадочно заработали, ей казалось, что Филиппу слышно, как в голове у нее бешено вращаются шестеренки.

— Почему вы решили, что мы с вами подходим друг другу? — спросила она.