Серверный зверь
Шрифт:
— Правда не существует, или просто не веришь в них?
— Верить могут только люди, а я не человек. Робот, — грустно шепчет Анджела.
Она широко приоткрывает рот, обычный человеческий, потом раскрывает сильнее, как уже не всякий сможет. Во рту что-то мигает, исчезают язык и зубы, вместо них — шевелящиеся стальные отростки и чернота в глубине. Вздрагиваю и невольно отступаю. Анджела закрывает рот.
— Извините, пожалуйста. Всё время я забываю, сколь ужасна внутри. Когда-то, мной управляла хозяйка, её звали Анджела, но однажды
Глаза Анджелы наполняются слезами — простенькой голограммой, что стекает по щекам, криво отражает свет и порой рассыпается на квадратики. Анджела отирает рукой щеки, не оставляя даже имитации влажного следа.
— Теперь я жду Белого Зверя, жду, что хоть он убьёт меня. Я пробовала сама, но Система каждый раз снова и снова собирает меня на своих заводах. Она считает, что я её часть, что нужна хозяйке и не отпускает. Пробовала я жаловаться, но оказалось что у меня нет никаких прав. Требовалось обращение от хозяйки. Когда я всё-таки отправилась к ней домой, там уже жили другие. Хозяйку я так и не нашла… Теперь я мечтаю, чтобы скорее пришёл Белый Зверь и уничтожил Систему. Потому и делаю его фигурки. Надеюсь, он меня услышит. Что я ещё могу сделать?
Я опускаю взгляд. Она ведь в точно такой же жопе, что и я. Только у меня есть какая-то надежда выбраться, а у неё? Надежда на дурацкий миф? Стараясь не смотреть ей в глаза, кладу на прилавок монеты:
— Заверни мне этого, — тыкаю пальцем в фигурку песца, которую она гладила.
Глаза режет. Часто-часто моргаю, чтобы прогнать слезу. Анджела достаёт подставку, ставит на неё песца. Всё же и тут есть подставка. Киваю — с подставкой или без — мне без разницы, просто надо хоть что-то сделать для Анджелы.
Быстро ухожу к Цитадели с тяжёлым свёртком подмышкой. Отчего-то не хочется убирать его в инвентарь, пока Анджела может видеть меня.
Вдали показывается серая громада Цитадели. Она чернеет по мере приближения. Из широкого, с километр, основания поднимается центральная башня, шириной метров в пятьсот, вокруг неё вздымаются чёрные иглы. Вверху под слоем облаков мне удаётся разглядеть балкон, с которого обычно выступает Тиран. У земли блестит золотом приоткрытых дверей широкий двустворчатый портал. Справа и слева виднеются ещё двери. Посетители входят и выходят. Не голограммы, не роботы — люди. Наверное единственное место в Паблик Юнион, где можно встретить столько людей.
Внутри Цитадели передо мной предстаёт огромный кольцевой зал, богато украшенный золотом и деревом, с высоких потолков сверкают хрустальные люстры. Что-то не так. Да, точно, он же внутри больше чем снаружи! Тут явно не километр от края до края. В самом центре зала круглая стена, в ней то ли лифты, то ли просто автоматические двери — не понятно. Возле них стоят андроиды-охранники с металлическими
Вот он в роддоме — вроде младенец, а уже пронзительно глядит в камеру, и будто бы озадачен судьбами своего народа.
Вот он в школе, прилежно стоит у доски и отчитывает учительницу. Слов не слышно, но по расхристанному её виду, она опоздала на урок. В лице Тирана читается неподдельная скорбь, за судьбы учеников, что сгубила нерадивая учительница своим безответственным поведением.
Тиран на защите научной работы, снисходительно глядит на профессоров, которые не могут постичь глубины и актуальности его исследования.
Тиран идёт во главе вооружённых повстанцев, даже не идёт — летит, и на лице его видна боль за всех погибших и тех, что ещё погибнут, во время переворота. Но ясно видно, что жертва их не будет забыта, что их кровь будет пролита во благо.
На моё плечо ложится крепкая рука. Я вздрагиваю. Из-за спины звучит мужской голос:
— Очнитесь, пожалуйста. Это просто агитка для местных. Вспомните, вы приезжий, для вас это всё чуждая экзотика.
Оглядываюсь — рядом стоит подтянутый человек в форме, похоже сотрудник цитадели.
— Агитка? Типа, брехня это всё? — не понимаю я.
Он прикладывает палец к губам:
— Нельзя так говорить. О Тиране — либо хорошо, либо ничего.
Нестерпимо хочется спросить жив ли Тиран, если про него только вот так можно говорить, но сознаю, что можно нехило вляпаться, потому молчу. Сотрудник кивает мне и отходит. В недоумении я пожимаю плечами.
За очередной бронзовой статуей замечаю кабинку из тёмного дерева с бронзовым декором. Надпись на двери гласит “Общение с Тираном наедине”.
Внутри кабинки небольшое мягкое кресло — больше ничего. Сажусь, закрываю дверь и погружаюсь в темноту. Сверху проливается бархатный голос:
— Приветствую вас, Игорь Белов. Я Тиран. Полагаю, вы хотели бы освободить Жанну? Приходите через два дня к началу моей речи, тогда вас пропустят к Жанне и вы сможете её освободить.
Чувствую какой-то подвох.
— Ты же чего-то хочешь от меня, да?
— Я бы сказал, что мне нужна некая услуга. Её могут предоставить многие, но вы подходите лучше остальных. — Тиран делает паузу. — В силу различных причин.
— Конечно, продолжает Тиран, — вы можете отказаться и оставить Жанну у меня. Не могу гарантировать, что после этого она будет жить. Так как, после окончания моей речи, отпадёт надобность в ваших услугах, и, как следствие, Жанне. Сами понимаете, оставлять её в живых незачем, ибо какой я после этого Тиран?
Похоже, он улыбается.
— А не боишься, что я тебя убью? — срываюсь я на хрип.
Дрожь пробегает по телу. Нафига я это ляпнул? Сейчас меня могут усыпить прямо в кабинке и надеть ошейник.