Сэсэг
Шрифт:
Сережа немного замялся, он не знал, как ответить на этот вопрос, который застал его врасплох. Если сказать правду, то случится все то, чего он так боялся последнее время и тщательно избегал. Если соврать, то это будет низостью по отношению к Сэсэг, а этого он тоже не хотел. В понимании Сережи все должно было произойти без его участия, так, чтобы его совесть была чиста. Мысль о том, что неучастие и бездействие иногда хуже прямого вранья, он от себя постоянно отгонял и в итоге поверил в правильность выбранной тактики. Но отвечать ему не пришлось, Сэсэг сама переменила тему, как только поняла, что вопрос вызвал у него замешательство.
– Я тебя сейчас вкусно накормлю. Ты же любишь макароны по-флотски?
– Сэсэг обхватила его правую руку и положила голову ему на
– Люблю, конечно, это же моя самая любимая еда на свете!
– воскликнул в ответ Сережа и засмеялся от осознания мгновенно пришедшего счастья. Счастья, что гроза минула, а девушка рядом с ним любит его по-прежнему, и он любит ее. В этой эйфории он не заметил, как они дошли до комнаты. Открыв дверь, Сэсэг, сняла плащ и деловито распорядилась:
– Разденься и иди мой руки, а я разогрею покушать.
– Как раздеться, до трусов или догола?
– Наши сдадут тебя в психушку, если ты придешь голым в туалет мыть руки.
– Я могу раздеваться по частям: сначала до рубашки и брюк, и сходить помыть руки, затем избавиться от рубашки и брюк, и съесть твой вкусный обед, потом снять трусы и лечь отдохнуть в твою постельку. Как тебе мой план?
– Очень оригинальный. Давай попробуй, это будет интересно.
– Сэсэг смотрела на него полушутя, полусерьезно. Он опять не понимал ее. Дело в том, что Сережа периодически пытался добиться от Сэсэсг доказательства ее любви, затащив ее в постель. Он намекал, ныл, просил, соблазнял и даже один раз угрожал. Сэсэг была непреклонна, а его угроза так рассмешила ее, что она еще долго вспоминала ему этот случай.
Сережа снял пальто и пошел мыть руки в мужской туалет, который был один на этаж. Впрочем, женский тоже был один. Несколько старых эмалированных раковин висели по правой стене от входа, над ними печально согнувшись, из стены торчали когда-то латунные, а теперь густо закрашенные масляной краской, краны, отдельно для горячей и холодной воды. На некоторые краны были надеты смесители, представлявшие собой пластмассовую лейку с подсоединенными к ней резиновыми шлангами, по которым из кранов поступала холодная и горячая вода. Слева шел ряд кабинок с покосившимися дверьми, свежевыкрашенными бледной зеленой краской. Углы на некоторых из них были уже сколоты. На сколах, как годовые кольца на спилах деревьев, виднелись разноцветные слои краски, которой их красили на протяжении бесконечно долгого времени. При желании, по этим многочисленным слоям, наверное, можно было посчитать солидный возраст дверей, учитывая, что красили их не чаще одного раза в два года. Сережа жил на самом верхнем - четвертом этаже общежития, и их туалет был точно такой же с одним лишь отличием, у них двери кабинок пока не успели покрасить, и они стояли исписанные, грязные с облупившейся краской темно-зеленого цвета. Он помыл руки, затем закурил. Он медлил, он серьезно волновался. Слова и поведение Сэсэг его запутали. Сережа все пытался представить, что сейчас будет, и как ему надо себя вести. Докурив, он бросил окурок в унитаз и направился в комнату.
Войдя, он увидел на столе большую тарелку с горячо парившим супом, рядом стояла вторая неглубокая тарелка. В ней лежали нож, вилка, ложка, большой кусок хлеба и полголовки свежего репчатого лука. Сэсэг обычно очень крупно резала и хлеб, и овощи, и мясо. Сережа сел к столу. В тарелке в жирном прозрачном бульоне плавал большой кусок говядины и одна разрезанная пополам картофелина.
– Бухлер?
– с удовольствием даже не спросил, а констатировал Сережа.
– Ага, как ты любишь.
– Где мясо взяла?
– На Торжковском рынке.
– По какому поводу пир?
– Просто, захотелось тебя хорошо накормить твоим любимым блюдом, - Сэсэг смотрела на него внимательно, следя за его реакцией. Она очень хотела ему угодить.
– Дальше я бы, конечно, хотел отведать буузы, но макароны по-флотски тоже хороши.
– Да, буузы к сожалению не успела сделать сегодня, но в следующий раз обязательно сделаю, - Сэсэг была совершенно серьезна.
Сережа немного смутился такой ее серьезности и чтобы скрыть неловкость, потирая руки,
– Ты сейчас похож на кота, - сказала Сэсэг и засмеялась своим серебряным смехом.
– Я обожаю бухлер, я обожаю тебя, - произнес Сережа, не открывая глаз.
Сэсэг начала расстилать постель. Сережа открыл глаза и спросил:
– Это для чего, это?
– Сам знаешь для чего, - опять же просто ответила Сэсэг.
– Доедай скорее и не смотри на меня, пока я буду раздеваться.
Она отвернулась от него и стала расстегивать пуговицы на своей кофточке, а Сережа, уткнувшись в тарелку, начал быстро орудовать ложкой. Когда на Сэсэг осталась одна белая комбинация, она легла под одеяло, предварительно постелив поверх простыни толстое полотенце. Сережа, давясь последним куском мяса, уже снимал брюки и носки. Запрыгнув в постель, он обнял Сэсэг и стал быстро гладить ее грудь.
– Не так быстро, - попросила она, - и нежнее.
Он перестал суетиться и стал медленно целовать ее, а она, закрыв глаза, принимала его ласки с затаенным желанием. Когда он вошел в нее, она, распахнув глаза, до крови вонзила ногти ему в руку. Когда все закончилось, Сережа лег на бок и подперев голову одной рукой, другой, чуть касаясь пальцами, стал гладить ее лоб, брови, губы, веки. Пальцы скользили по коже, вырисовывая замысловатые узоры, Сэсэг лежала, затаив дыхание, не смея шелохнуться.
– Ты очень красивая, и я люблю тебя. Я хочу спросить.
– Спрашивай, - не открывая глаз, прошептала Сэсэг.
– Почему сейчас?
– Пришло время, вот и все. Я тоже люблю тебя, и мне сейчас хорошо, уже хорошо.
– Тебе было больно?
– Было, но сейчас мне очень хорошо, любимый.
– Она впервые назвала его так.
Сережа смутился, он откинулся на спину и произнес:
– Мне тоже, любимая.
Сэсэг показалось, что она не услышала той главной интонации, заветной нотки, которая должна была сейчас подтвердить подлинность и искренность произнесенных Сережей слов. В момент откровения, когда она отдала любовь своему единственному мужчине, Сэсэг хотела почувствовать его любовь, чистую и безграничную, ради которой она сама могла бы пожертвовать всем на свете, бросить все и идти с ним на край света, ведь только для любви живет человек, только в любви он имеет продолжение, только любовь делает его из одинокого, отдельного несчастного человека, полноценным созданием, дающим жизнь. Природа создала мужчину и женщину и дала им любовь, драгоценный дар, который наполняет смыслом человеческую жизнь.
Сэсэг лежала на спине, редкие слезы скатывались из уголков глаз. Рядом Сережа, лежа на спине, смотрел в потолок. Он прислушивался к своим ощущениям. Сегодня он получил то, чего так давно хотел, но странно, он почти не чувствовал той огромной радости и счастья, которого ждал от этого момента. В нем бродило некое удовлетворение от покорения женщины, что он первый, что ему было отдано то девичье богатство, которое любая девушка мечтает подарить на всю жизнь своему единственному суженному. Он гордился этим, но никак не мог нащупать счастья, которое обязательно должно было где-то лежать на полках души и сейчас обязательно открыться, как волшебный сундук, и оттуда, подхватив его мощным потоком, вознести до небес. Он искал его и не мог найти. Было удовлетворение, а вот счастья не было, возносящего потока не было, любви не было. Что произошло, когда он потерял любовь? Тогда, когда отказался от своего желания быть вместе с ней, пусть даже всего на три года? Скорее всего, он принял такое решение, потому что любви-то и не было, а настоящая любовь придет позже и тогда...