Сестра звезды

Жаринова Елена

Я не сразу понял, что они не собирались меня топить — они просто тащили меня куда-то по воде, так быстро, что мне казалось, волны нагревались там, где проносились черные тела. Когда волна накрывала меня с головой, какой-нибудь человек-рыба поднимал меня повыше, чтобы я не захлебнулся. Наш путь длился, наверное, несколько часов, потом стая резко повернула к берегу. Не доплыв ста шагов, они бросили меня, развернулись и вместе с остальными исчезли под водой. Я же, сделав несколько отчаянных гребков, оказался на отмели, где и потерял сознание.

Котинскую бухту. Я остался в Котине и никогда больше не помышлял о возвращении в Дугонский лес. Что я мог рассказать там про свое исчезновение и про гибель троих

моих товарищей? Что мы встретились с людьми-рыбами? Меня бы подняли на смех и строго наказали. Я и в Котине долгое время молчал, боясь, что меня сочтут сумасшедшим, а потом собрался жениться на местной и вот перед свадьбой-то и поведал ей… И что вы думаете? Она, конечно, разболтала всем своим соседкам, а те своим мужьям, но никто надо мной не смеялся. В Котине не просто верят в Человека-рыбу, они не сомневаются, что он существует. Ну и я, конечно, не сомневаюсь тоже.

А потом в этих краях появились другие дугонцы, которым надоело заниматься разбоем. Теперь мы нанимаемся людей от разбойников охранять, бережем в дороге их жизни и добро. И я думаю: может быть, Человек-рыба знает об этом и не жалеет, что сохранил мне жизнь. А я все надеюсь, что встречу его еще раз и смогу отплатить добром за его доброту: он ведь не просто пожалел тогда меня, мальчишку, он ума мне прибавил и заставил начать другую жизнь, за которую мне нечего стыдиться. Так что на празднике я ему всегда ведро каби подношу.

Мы поблагодарили Ционэ за рассказ, хотя я, и, похоже, мои спутники не особенно поверили услышанному. Да и по лицам остальных охранников видно было, что слышат они эту историю не в первый раз, но верят не слишком. Но мне, по крайней мере, она помогла отвлечься от тревожных мыслей, которые становились все навязчивее по мере того, как мы приближались к Фолесо. Что ждет меня там? Неужели скоро я вернусь в храм Келлион?

Кроме того, я постоянно размышляла над тем, что сказал мне Готто на карнавале в Котине. Когда на утро после этого ко мне вернулась способность соображать (а произошло это не раньше полудня), воспоминание об этих словах обожгло меня сумасшедшей радостью. Ничто иное не имело значения: ни объятия Готто, ни возможность вернуться в храм звезды. Сидя у костра, я вдруг поняла то, что знала уже давно, но во что просто боялась верить. В любви каждая женщина становится ясновидящей… Печать молчания, которая сковывала мои уста рядом с Рейданом, должна быть сломлена: если он любит меня, мне нечего бояться; я расскажу ему о своей любви, и все будет хорошо. Но тут же холодным, отрезвляющим ушатом воды явилось воспоминание о ночном разговор на берегу моря перед въездом в Котин. Я ведь тогда почти открылась ему. Он не мог не понять… И все-таки он оттолкнул меня, оттолкнул, быть может, помимо своей воли — потому что уверен, что слишком стар для меня. Если бы я была старше, я придумала бы, как очаровать, как соблазнить, околдовать его, чтобы он отдался своему чувству. Но я действительно была слишком молода. Он взрослый, он мужчина, решать будет он… И снова страх услышать «нет» заставил меня молчать.

Тем временем над лесом сгустилась ночь — непроглядно-черная, как везде в южных краях. Редкие звезды сияли сквозь кроны деревьев, торжественно гудевших в высоте, словно переговариваясь друг с другом. Птиц не было слышно, лишь одна неизвестная мне певунья выводила в кустах замысловатую трель. Сонное дыхание моих спутников да похрапывание стреноженных коней, отпущенных пастись на поляне, — вот и все звуки, которые нарушали лесной покой.

Я уже засыпала, когда хруст ветки под чьей-то ногой или лапой снова заставил меня открыть глаза. Зевнув, я подумала, что дикий зверь вряд ли рискнет напасть на наш лагерь, и только сомкнула веки, как вдруг сигнал тревоги, поданный часовым, переполошил всех спящих.

— Просыпайтесь! Разбойники!

Мы

вскочили. Охранники и Рейдан мигом оказались верхом. Мы с Готто, заспанные и растерянные, никак не могли поймать своих лошадей, и Ционэ, чертыхаясь, вынужден был спешиться, чтобы нам помочь. Я оглядывалась по сторонам в поисках Висы, но керато, которой тьма была не помеха, наверное, скрылась в лесу и там бесшумно будет следовать за нами.

Факел охранника, скачущего впереди, освещал нам дорогу, ветки деревьев больно хлестали по лицу. Лошади тревожно ржали, понукаемые шпорами всадников. Где-то позади, очень близко, раздалось ответное ржание — то была погоня. Голосов людей не было слышно; разбойники не окликали нас, не требовали остановиться и отдать им наше немудреное добро — и это было самое страшное.

Каждую секунду я ждала, что моя лошадь споткнется в темноте и уронит меня на землю. Ноги мои давно потеряли стремена и беспомощно болтались в воздухе, а повод я сама выпустила из рук, вцепившись изо всех сил в седло, чтобы не свалиться. С ужасом глядя в темноту под ногами, я не заметила, как рядом оказался Рейдан. Он уверенно сидел в седле своего вороного коня, как будто мы по-прежнему спокойным шагом пробирались по лесным тропинкам.

— Держись, Шайса! Сейчас я попробую пересадить тебя к себе.

Он заставил свою лошадь подъехать совсем близко к моей, резко осадил ее попытку укусить соседку за круп, схватил брошенный мной повод и велел:

— Перебирайся.

Лошади при этом продолжали двигаться галопом. Я увидела, как Ционэ, замыкавший наш отряд, придержал своего коня, чтобы выстрелить из лука по преследователям. Позади жалобно заржала раненая лошадь и послышалась брань на незнакомом языке.

— Давай же, Шайса!

Я разомкнула руки, приросшие к седлу, и мешком перевалилась на спину Рейданова коня. Охотник подхватил меня и помог устроиться впереди себя, так что я всем телом прижалась к лошадиной холке. Он сунул мне в руки поводья, а сам обернулся и навел арбалет в темноту. Свистнула стрела, и короткий вскрик стал свидетельством тому, что на одного преследователя стало меньше. Но кто мог сказать, сколько их было всего? Тут же послышалось ответное пение стрелы, и лошадь Чи-Гоана, споткнувшись, упала, увлекая за собой седока. Ционэ почмокал губами, моя лошадка послушно подбежала к нему, и охранник помог хромающему вельможе забраться на нее. Тут один из охранников выкрикнул какие-то непонятные слова. Ему тут же ответили, послышался грубый хохот.

— Это ачуррские пираты! Вот не повезло! — воскликнул Ционэ. — Значит, нам нельзя выходить к побережью: у них там наверняка корабль и подмога. В лес! Вряд ли они будут гнаться за нами бесконечно!

Но погоня продолжалась до самого рассвета. Охранники хорошо знали свое дело и эти места. Они уверенно направляли нас по извилистым лесным дорогам, кое-где срезая путь прямо через лес. Но, похоже, пираты знали лес не хуже, поскольку, наверное, нередко грабили в этих краях. Растянувшись по лесу цепью, они загоняли нас в самую глушь, непроходимую для коней. Несколько раз я замечала мелькающую среди кустарников белую спину Висы — она подсказывала нам путь. Но лошади все чаще спотыкались, увязали копытами в мягком мохе. Пираты вынуждали нас спешиться.

— Сколько их? — крикнул один из охранников.

— Человек десять, — ответил Ционэ.

— Надо попробовать отбиться!

Направив лошадей к ближайшему оврагу, загражденному огромным валуном, охранники велели нам спешиться. Они постарались укрыть лошадей за деревьями на другой стороне и загородили нас собой, приготовившись принять бой. Рейдан со своим арбалетом присоединился к ним и велел нам с Готто не высовываться.

— Случайную стрелу ты остановить не сможешь, — сказал он мне. — Пусть они подольше не знают о твоих способностях.