Севастополь (сборник)

Неизвестен 3 Автор

На следующий день утром авангард полка, стойко бившийся с врагом и потерявший значительную часть своего состава, отходил на запасные позиции между батальоном Кагарлицкого и соседним.

– Ну, как там?
– спрашивали матросы своих однополчан, только что бывших в бою и до последней возможности сдерживавших натиск врага.

– Ничего, не робейте, друзья. Не так страшен черт... Мы сколько атак отбили, а всего-то нас было... На каждого, считай, по десять фашистов приходилось.

К полудню гитлеровцы подошли совсем близко и начали 'накапливаться на рубеже, до которого от траншей батальона Кагарлицкого было не более четырехсот метров. Матросы видели,

как серо-зеленые мундиры фашистов мелькают за низкими кустами дубняка и скрываются там.

В роту пришел командир батальона. Осмотрев позиции вместе с Бабушезым и Фильченковым, он сказал им:

– Смотрите, товарищи, вы - на главном направлении. Немцы безусловно постараются захватить вот эту высоту, - майор показал рукой на высокую сопку, которая была справа от расположения роты, - чтобы выйти к дороге, а потом на Симферопольское шоссе. На дорогу их пустить нельзя

– Не пустим, товарищ майор, - ответил Бабушев.

Воздух потрясли залпы немецкой артиллерии. Снаряды рвались далеко позади окопов, где были матросы Кагарлицкого, и справа, в расположении соседнего батальона. Но вот разрывы стали приближаться. Тяжелые горячие осколки свистели в воздухе, визжали над самыми окопами, над головами бойцов. Около Фильченкова лежал за пулеметом Василий Цибулько. Он заметно нервничал, часто пригибал голову к земле.

И вот началась первая для матросов атака врага. Немцы шли густой массой под прикрытием огня своей артиллерии. Шли в рост, как на параде. Они надеялись с хода прорвать оборону первого эшелона полка и двинуться дальше в Бельбекскую долину.

– Приготовиться!
– пронеслось по траншее.

Десятки глаз смотрели на мушки винтовок, наводя их на цели.

– Огонь!
– раздалась команда, когда гитлеровцы подошли к окопам на близкое расстояние.

Траншея огласилась стрекотом пулеметов и хлопками винтовочных выстрелов. Меткий огонь косил врагов, но фашисты все лезли вперед. Цибулько и Щербаков едва успевали менять ленты своих пулеметов.

На левом фланге взвода в самом углу скопа занимал позицию Иван Красносельский, Он долго и тщательно целился, чтобы не промахнуться, и испытал чувство глубокого удовлетворения, когда фашист, в которого он выстрелил, взмахнул руками, перевернулся и ткнулся в землю. "Один есть", - сказал матрос и навел мушку на следующего.

Огонь моряков внес замешательство в ряды фашистов.

– В атаку!
– раздалось справа от Красносельского.

– Коммунисты - вперед!

"Это нас зовет политрук, - мелькнуло в голове у Красносельского.
– Я коммунист и должен подняться первым..." Мгновенье, и он выскочил из окопа на бруствер, легко, словно стряхнувши тяжелый груз, побежал вперед, выставив блестевший на солнце штык. Красносельский не видел, как вслед за ним ринулись в атаку все бойцы, а слева и справа поднялись навстречу врагу другие роты.

Батальон закрепился на новом рубеже. Как дорога была матросам эта узкая полоска земли, отвоеванная ими у врага! Рота Бабушева понесла большие потери. Смертельно ранен был сам командир. Фильченков принял командование ротой.

...Вступив в бой, батальон четыре дня отражал яростный натиск врага. Рота Фильченкова, в которой осталось столько людей, сколько полагалось иметь во взводе, удерживала гребень высоты, контролирующий дорогу в Бельбекскую долину. Четверо суток непрерывных боев вымотали матросов, многие были ранены, но никто не просился в тыл, в госпиталь. Перевязки раненым делались тут же в окопах, и бойцы настойчиво протестовали, когда им предлагали отправиться в санбат. Боевое

вдохновение охватило моряков. Они были полны решимости выстоять, победить.

К исходу четвертого дня гитлеровцы усилили натиск. По позициям подразделений Кагарлицкого били два дивизиона артиллерии, налетала авиация, сбрасывая тяжелые фугаски. Фашисты шли в атаку за атакой. Им удалось несколько продвинуться вперед. На участке батальона они выбили моряков с высоты, что прикрывала выход на Симферопольское шоссе...

В блиндаж командира батальона пришел Фильченков. Комиссар Мельник сидел на краю койки. Он знаком предупредил: тише. На походной койке лежал тяжело раненый Кагарлицкий.

Комиссар посмотрел в воспаленные глаза политрука и спросил:

– Устал, Коля?

– Нет, не устал, только сон начинает одолевать. Да пустяки, пройдет. А вот вам бы отдохнуть не мешало, товарищ старший политрук.

– Некогда. Сейчас, полагаю, немцы начнут новую атаку, а людей у нас мало осталось. Придется, видимо, батальон свести в одну роту, да и та неполная будет.

Комиссар дал указания на предстоящий бой. Он знал, что гитлеровцы попытаются вырваться на шоссе, к Дуванкою и устремиться на Севастополь. Единственным проходом к шоссе была узкая дорога, огражденная слева и справа высокими крутыми скалами. Она была в руках врага, занявшего высоту. Впереди батальона не было наших войск, а слева и справа сражались небольшие подразделения приморцев, которые не могли оказать батальону существенной поддержки. Им самим приходилось с трудом сдерживать натиск врага.

– И все-таки высоту надо вернуть, - решил комиссар. Свои соображения он высказал раненому командиру,

– Я думаю поручить эту операцию политруку Фильченкову. У него там и людей побольше и фланг справа лучше прикрыт соседом.

– Добро, - согласился комбат.

В два часа ночи бойцы Фильченкова начали наступление. Была непроглядная темнота. Моряки бесшумно пробирались к переднему краю врага. Их бушлаты сливались с темнотой.

– Фильченков забыл о валившей с ног усталости, ступал легко и уверенно, как будто вое видел в этой кромешной тьме. Он подходил к бойцам и шепотом подбадривал их. Поднялись по склону высоты и перед гребнем ее залегли. Политрук выслал разведку. Разведчики доложили: немцы не ожидают атаки и все, за исключением часовых, спят. Бойцы Фильченкова напряглись, приготовились. Предстоял последний победный прыжок.

...Огонь и грохот разорвали тишину и мрак. Во вражеские окопы полетели гранаты. Фашисты переполошились. В черное небо с шипеньем взвились ракеты, затрещали пулеметы, зло и противно завыли мины. Из-за гребня высоты глухо ударило орудие.

Моряки рвались вперед. В свете ракет Фильченков видел, как бежали с ручными пулеметами Цибулько и Щербаков, как швырял гранаты Красносельский, широко взмахивая своей могучей рукой. Вот Цибулько остановился, прилег у пулемета. Огненная струя хлестнула по вспышкам вражеских выстрелов.

Фильченков первым влетел в окоп врага. Увидев ощеренное, полное злобы лицо фашиста, он с размаху ударил его прикладом, а гитлеровца, наскочившего слева, прикончил штыком.

Следуя примеру своего политрука, моряки дрались храбро, ломая сопротивление врага. Для них наступили те минуты боя, когда нет ничего невозможного, когда опасность смерти уже не может погасить того душевного порыва, который выше и сильнее смерти.

Николай направлял свою группу в обход высоты, чтобы отрезать гитлеровцам путь к отступлению. Но у него оставалось уже не больше десятка бойцов. Двое из них были ранены, но скрывали это.