Север и Юг. Великая сага. Компиляция. Книги 1-3
Шрифт:
Странная тяга к переменам одолевала Орри в эти дни. Ни в стенах родного дома, ни на полях плантации он не находил покоя, и только присутствие Мадлен вносило в его жизнь какой-то смысл.
Отныне его постоянными спутниками стали растерянность и сомнения. Как-то ночью, мучаясь бессонницей, он прошел в библиотеку и, перебирая книги, наткнулся на томик, в который не заглядывал много лет. Это были «Заметки о штате Виргиния», единственная книга, написанная Томасом Джефферсоном.
Устроившись в кресле, Орри раскрыл книгу и начал читать. Вскоре он добрался до строчки, которая сразу бросилась в глаза, потому что
«Я действительно страшусь за свою страну, когда думаю о Божественной справедливости и о том, что правосудие не будет дремать вечно».
Джефферсон, южанин и рабовладелец, писал о рабстве. Но больше всего Орри смутили слова на полях. Он изучил достаточно старых учетных книг плантации, чтобы безошибочно узнать руку отца.
Эти два слова означали, что Тиллета, убежденного сторонника рабства, на самом деле одолевали сомнения. Сомнения, которые он скрывал всю жизнь. Вот ведь старый грешник, с нежностью и сочувствием подумал Орри. Что ж, какой порядочный человек не испытывает сомнений, особенно теперь, когда последствия прошлых ошибок стали слишком очевидными.
Узнав о колебаниях отца, Орри только еще больше укрепился в своих собственных, которые и без того были уже достаточно сильны. Они касались и истории его семьи, и всех тех, кто мирился с системой рабства и пользовался ее привилегиями. После той ночи Орри очень пожалел, что его рука выбрала с полки именно эту книгу.
Туманным утром, сразу после восхода солнца, Орри и Чарльз выехали на плантацию. Как призрачные всадники на призрачных скакунах, они ехали в бледном мареве посреди серого пейзажа, пронизанного дымчатыми оранжевыми вкраплениями. Под слоями тумана залитые водой поля отсвечивали, как полированный металл.
Справа из тумана проступила группа рабов, с трудом тащившихся вдоль канавы. Старший повернулся и скупо махнул рукой хозяину в знак приветствия. Однако даже издали Орри различил явную насмешку в его жесте и обиду на его черном лице.
Вскоре клубы тумана скрыли их из виду, но сразу появились другие, и Орри вдруг понял, что едет между ними, не замечая их присутствия. Они просто существовали, как ворота или здание кухни. Как вся остальная его собственность – не более того.
Орри снова подумал о книге Джефферсона. Предметы собственности. Так и есть. Вот почему Север, весь мир, да и, наверное, сам Господь призывают Юг к справедливости.
– Уэйд Хэмптон набирает кавалеристов! – внезапно прокричал Чарльз. – Мне приказано явиться на службу через две недели.
– Я не знал.
– Меня только вчера известили. Ну и хорошо. А то я уже устал от ожидания и безделья. Хочу делать то, чему меня учили. – (Лошадь Чарльза легко перепрыгнула через канаву; длинные волосы седока, уже давно нуждавшиеся в стрижке, взметнулись на шее.) – Славная будет драка!
Слова Чарльза заставили Орри осознать, какая огромная пропасть разделяет их. И причиной ее возникновения была не только разница в возрасте. Даже после службы в Техасе Чарльз не утратил своей тяги к бузотерству.
Орри не хотел, чтобы его молчание оказалось принятым за согласие.
– Славная? – крикнул он в ответ. – Не думаю. Не в этот раз.
Но Чарльз уже погнал лошадь вперед
На следующий день Орри получил письмо от правительства штата. Вечером, когда они с Мадлен уже лежали в постели, он рассказал ей о письме.
– Мне предлагают принять офицерское звание. Возможно, бригадного генерала. Отсутствие руки этому чину не помеха, к тому же они уверяют, что мой прежний опыт бесценен для них. Бесценен – ты только подумай! – Орри невесело рассмеялся. – Знаешь, Мадлен, много лет назад Джон Кэлхун утверждал, что выпускники Вест-Пойнта возглавят великие армии. Но едва ли он мог представить себе такое время, когда они поведут эти армии друг против друга.
– И что ты думаешь об этом предложении? – немного помолчав, спросила Мадлен.
Орри откинулся на подушки и ласково погладил ее по волосам.
– Это, конечно, заманчиво, но я и помыслить не могу о том, чтобы оставить тебя здесь одну.
– Я не боюсь Джастина.
– Меня не Джастин беспокоит. Ты заметила, как стали вести себя некоторые из наших людей на плантации? Работают с ленцой, а кое-кто и вовсе смотрит заносчиво. Сегодня днем я видел, как Каффи шептался о чем-то с домашними слугами. И я слышал имя Линкум.
Мадлен заверила его, что с ней все будет в порядке, если он все-таки решит уехать. Орри поблагодарил ее, но знал, что его решение на самом деле должно зависеть от чего-то более глубинного. Над землей его предков нависла угроза. Должен ли он защищать ее или нет?
– Утром я покажу тебе письмо, – сказал он. – Думаю, мне все же придется дать положительный ответ.
– Я была почти уверена, что ты так и поступишь, когда начнется сбор.
Сбор. Это слово всколыхнуло в нем бурю воспоминаний, и самыми сильными из них оказались слуховые. Прежний, почти забытый бой барабанов снова настойчиво зазвучал в его голове, требуя ответа.
– И что ты будешь чувствовать, если я приму назначение?
Мадлен поцеловала его в губы.
– Я буду очень огорчена. – Она снова поцеловала его. – А еще буду гордиться тобой. – (Третий поцелуй был более продолжительным и нежным.) – И ждать, что ты вернешься ко мне при первой же возможности.
Она крепко обняла его, и Орри показалось, что никогда в жизни он не был так счастлив. А Мадлен прошептала:
– Я слишком люблю тебя, дорогой, чтобы потерять. И если ты уедешь, я буду молиться так истово, что Господу не останется ничего другого, кроме как вернуть тебя домой живым и здоровым.
Кэмерон, закадычный друг и наставник Стэнли, придержал для него пост в столице. Вашингтон теперь напоминал большой муравейник, набитый спекулянтами, предприимчивыми торговцами и карьеристами от политики. Однако Стэнли, упорного в своем стремлении добиться успеха, новые испытания только приободряли, а Изабель с нетерпением ждала какого-нибудь увлекательного общественного занятия. Они уже закрыли свой дом и определили сыновей в дорогую и очень известную вашингтонскую школу. В свои четырнадцать близнецы стали совершенно несносными, и весь Лихай-стейшн вздохнул спокойно, когда они наконец уехали.