Север и Юг. Великая сага. Компиляция. Книги 1-3
Шрифт:
Управляющий сказал то, что все и так уже понимали:
– Если к неграм присоединились белые дезертиры, то у нас вдвое больше причин бояться. – Он решительно повернулся к хозяину. – Я почти не сомневаюсь, что они нападут на нас, мистер Мэйн. Это самая большая из плантаций в округе, которая до сих пор работает. Думаю, нам стоит вооружить кого-то из рабов, если, конечно, мы найдем чем. Может, нападение случится не прямо сейчас, но мы должны быть к нему готовы.
– Это единственный выход? – сердито спросил Купер. – Сражаться?
От удивления управляющий на мгновение застыл. Энди не понимал, что значил этот вопрос. Наконец
– Если вы можете предложить что-то другое, я буду рад послушать.
В наступившей тишине тихо жужжали насекомые. В доме какая-то женщина напевала псалом. Вдали слышались хриплые крики ворон. Энди с тревогой выглянул в окно.
– Хорошо, – наконец вздохнул Купер, признавая поражение. – Я съезжу в Чарльстон и узнаю, можно ли раздобыть какие-нибудь старые винтовки.
– Только, пожалуйста, поскорее, – довольно бесцеремонно сказал ему Мик.
На следующий день в Ричмонде Орри уложил последние из немногих личных вещей, которые они с Мадлен привезли в квартиру на Маршалл-стрит. Все поместилось в большой деревянный ящик, который он забил гвоздями, легко держа молоток в сильной правой руке. Вбивая драгоценные ржавые гвозди один за другим, Орри думал о том, увидит ли он еще когда-нибудь этот ящик после того, как сдаст его на склад. Он склонялся скорее к отрицательному ответу, но его утешало то, что он не один такой. По всему Югу каждый день рушились надежды.
Лишнюю форму и всю экипировку он втиснул в маленький потрепанный сундучок, за который заплатил баснословную цену. Снабдив сундучок листком с необходимой информацией, Орри выставил его на лестничную площадку. Ближе к вечеру появился седой чернокожий возница; его сгорбленная спина была похожа на вопросительный знак. Орри предложил ему чаевые, но тот покачал головой, посмотрел на него грустным обиженным взглядом и понес сундучок вниз по лестнице, стараясь кряхтеть как можно громче, чтобы Орри слышал.
В сумерках Орри надел свою лучшую серую форму, запер комнаты и отдал ключи домовладелице. С небольшим саквояжем, где лежали вещи, которыми Орри не хотел рисковать, – бритва, кусок мыла и две тоненькие книжицы стихов, – он отправился к месту сбора, где его ждал фургон интендантской службы. Им предстояло проехать семь с половиной миль до Чаффинс-Блаффа, где дивизия Пикетта стояла на правом фланге промежуточного рубежа обороны – одного из пяти оборонительных рубежей вокруг Ричмонда.
Возница предложил Орри сесть рядом с ним, но Орри предпочел ехать сзади, рядом с несколькими неподписанными ящиками, своим сундучком, саквояжем и тревожными мыслями. Он с радостью уезжал из Ричмонда, но перспектива службы у Пикетта не прибавляла ему бодрости духа в той мере, в которой он ожидал. Он все еще стыдился предательства Эштон и был потрясен собственной жестокостью к Бенту. А чувство одиночества, возникшее после отъезда Мадлен, точнее было бы назвать отчаянием. Он молился о том, чтобы она благополучно добралась до Вашингтона и продолжала думать, что он по-прежнему остался в относительной безопасности военного министерства.
Орри всегда старался извлекать уроки из пережитого опыта. Он попытался сделать это и теперь, когда все правительство ополчилось на его жену только за то, что у нее чернокожие предки. Этот урок был не новым. Много лет назад Купер говорил о том же, но Орри всякий раз пропускал слова брата мимо ушей, пока эта темная опасная дорога
До этого самого дня Юг был похож на упрямого малолетку, который отказывается учить урок даже после того, как учитель избил его палкой до крови. То, что вело сейчас Конфедерацию к бесславному концу, было тем же, что и создало ее: упрямство, косность, постоянное обращение к прошлому и упорное нежелание меняться.
Да, именно так, думал Орри, чуть вздрагивая при этой мысли. Фатальная ошибка. Твердолобая, воинственная гордость собой.
Примеров тому было в избытке. Юг отчаянно нуждался в солдатах, но тех, кто настаивал на призыве чернокожих, по-прежнему называли сумасшедшими.
А разве права штатов не ставились превыше всего? Разумеется. Как раз поэтому губернатору Джорджии не потребовалось других оснований для того, чтобы освободить от военной службы три тысячи офицеров местной милиции и пять тысяч государственных служащих в придачу. Используя тот же самый предлог, губернатор Северной Калифорнии оставил на складах тысячи мундиров, одеял и винтовок – под лозунгом защиты штата. Такие благонамеренные, принципиальные люди становились опаснее Сэма Гранта.
Орри не был великим философом, но, размышляя о возможных причинах неизбежного поражения Юга, он решил, что нашел еще одну, очень важную, в газетных публикациях, описывающих президентов обеих сторон.
В начале войны и Дэвис, и Линкольн лично руководили военной политикой. Линкольн даже указывал Макклеллану, в какой именно день тот должен выступить на полуостров.
Но огромные потери все же заставили Линкольна пересмотреть свое мнение о себе как о военном стратеге, считающем, что только его мнение о способностях генералов всегда безошибочно. На Капитолийском холме теперь все знали, что в какой-то момент этого года Линкольн согласился, что его возможности все-таки ограничены, и передал управление войной в руки Гранта – человека, который изменил ее ход.
Дэвис же, напротив, так и не научился признавать узость своих взглядов, видеть свои ошибки и промахи, приспосабливаться к новым обстоятельствам, меняться, наконец. Орри снова подумал о Купере. Когда он впервые услышал, как брат сердито доказывал отцу, что главная беда Юга – отсутствие гибкости? Очень давно, точно и не вспомнить.
И все же, думал он, трясясь в скрипучей повозке, везущей его к Чаффинс-Блафф, не слишком ли он суров к своей родине? Твердолобых хватало не только в его родном Дикси, но и по другую сторону границы. В конгрессе янки было полно таких, да и в семье Хазарда нашлась бы парочка, взять хотя бы Вирджилию.
Но Орри все отчетливее понимал, что после окончания войны им придется жить в совершенно другом мире, в котором у Юга будет только один путь, для того чтобы выжить и возродиться. И этот путь – принять то, что произошло. Принять, что чернокожие люди больше никогда не будут работать против своей воли на умножение богатства белых. Иначе говоря – принять перемены.
К сожалению, у него были серьезные сомнения в том, что большинство южан способны на это. Многие будут по-прежнему ненавидеть, сопротивляться, настаивать на своем моральном праве, в которое сам Орри больше не верил. Но ведь и многие янки по доброй воле останутся в старых тисках враждебности и жажды возмездия. Так что, пожалуй, не одни только южане не готовы извлекать урок из собственного опыта, но и все люди в любую эпоху.