Север и Юг. Великая сага. Компиляция. Книги 1-3
Шрифт:
Теперь их шли уже сотни. Улицу оглашали пение флейт, победная дробь барабанов, смех и ликующие крики солдат армии Севера, шедших под ричмондским небом, затененным дымом пожарищ. Шагающие с краю колонны негры подскакивали к белым, что наблюдали с крылец или из верхних окон домов, отпускали нахальные шуточки и прыгали перед ними в диком танце.
Заметив, что на нее обратил внимание какой-то офицер, миссис Халлоран энергичнее замахала платочком. Быть может, сейчас, привлеченный ее внешностью, вот такой же мужчина остановится возле ее дома и захочет с ней познакомиться. Она ведь должна как-то выжить. И она выживет.
–
Играла она блестяще, по щекам даже потекли слезы, и вскоре полноватый полковник придержал лошадь и медленно подъехал к изгороди из штакетника. Миссис Халлоран тут же бросилась ему навстречу, ожидая, когда он заговорит, пока полковник с улыбкой снимал шляпу.
– Больше никакого рабства и скоро никакой войны, не так ли, капитан?
– Да, похоже, Ли окончательно отступает, – согласился Билли.
Маленькие яркие глаза Пинкни Герберта радостно блестели, когда он связывал бечевкой свернутый ремень для правки бритвы. С тех пор как Билли приехал домой, он растил бороду, но щеки брил регулярно, а старый ремень уже совсем износился, пришлось купить новый.
Прошел примерно час после того, как Мадлен закрылась у себя в комнате; был теплый, ясный день понедельника. Билли шел на поправку. Хотя верхнюю часть тела все еще часто пронзала сильная боль, он справлялся с нею, когда они с Бретт лежали рядом в постели, крепко прижавшись друг к другу. Она даже говорила – с большим удовольствием, – что он никогда не был так страстен во все их недолгие встречи за четыре года супружества. Билли обычно отвечал:
– Это все потому, что я так долго был на армейском рационе. Ну знаешь, кофе, кукурузный хлеб и воздержание.
Он поблагодарил Герберта, взял ремень и сдачу и вышел из темноватой пыльной лавки, пропитанной уютными запахами тканей, крекеров и лука-севка. И хотя в груди снова вспыхнула резкая боль, он чувствовал себя обновленным и радостным, ведь жизнь снова возвращалась в нормальное русло. Поэтому он больше не носил с собой оружия.
Конечно, владелец лавки был прав. Наступало совершенно новое время для всей страны. Тринадцатую поправку к Конституции, уже принятую Конгрессом, сейчас предстояло ратифицировать необходимому количеству штатов. Первым это сделал Иллинойс. Даже жалкий президент Конфедерации признал необходимость перемен, хотя и от отчаяния, как считал Билли, а отнюдь не по убеждению. Дэвис, которого вполне могли повесить по окончании войны – если бы поймали, конечно, потому что любой разумный человек на его месте сбежал бы, – в середине марта подписал закон, позволяющий чернокожим служить в армии. Билли счел этот жест и печальным, и недостойным одновременно.
Изо всех сил стараясь не обращать внимания на нараставшую боль в груди, Билли медленно пошел в сторону редакции «Леджер юнион», чтобы узнать, нет ли еще новостей. Путь его проходил мимо большого пивного салуна, наполненного людьми, которым через некоторое время предстояло тащиться вверх по холму – на заводе Хазардов вскоре начиналась дневная смена. Он пошел дальше по улице, в конце которой находился украшенный флагами вход в вербовочную контору.
За три дома до угла он остановился, увидев странную сцену. Трое грубых мужчин загораживали вход в контору перед широкоплечим чернокожим парнем,
– Катись отсюда, черномазый, – сказал один из троицы.
Он поднял с земли довольно большой камень и со смехом швырнул его в ноги парню. Камень с мягким шлепком упал в дюйме от носка старого потрескавшегося ботинка.
– Да уж, катись обратно на завод и вкалывай, – так же весело подхватил Фессенден и, лениво откинувшись назад, оперся локтями о поручень крыльца. – Боб Ли удирает. Войне скоро конец, и нам не надо, чтобы за нас сражались цветные.
Билли молча стоял у кирпичной стены кафе, закрытого в это время дня. Наклонный деревянный навес над тротуаром скрывал его в густой тени, но чернокожий парень, стоявший лицом к зданию, видел его. А Фессенден с дружками – нет. Всматриваясь в бедно одетого негра, Билли начал машинально водить большим пальцем по промасленному ремню для бритвы.
Парень был очевидно напуган, но все же сказал, судорожно сглотнув:
– Мне не нужны неприятности. Я просто хочу записаться, пока можно… – И сделал шаг вперед.
Молодой прыщавый хлыщ рядом с Фессенденом вдруг что-то выхватил из кармана клетчатых штанов. Раздался щелчок – и негр замер при виде длинного лезвия складного ножа.
– Слыхал, что тебе солдат сказал? Никакие черномазые из этого города армии Соединенных Штатов НЕ НУЖ-НЫ. Так что разворачивайся и вали назад в свою хибару, парень, или куски твоих черных яиц здесь в грязи еще неделю собирать будут. – Он помолчал. – Эй, ты что, не слышишь? Даже стоять не смей здесь, когда белый человек…
– Пропустите его.
Голос, раздавшийся из темно-синей тени, заставил всех троих хулиганов развернуться. Билли вышел на освещенный солнцем тротуар и остановился почти рядом с дверью конторы. Он не видел, кто там внутри, но они явно не решались вмешиваться. Какой же я болван, подумал Билли, сообразив, что безоружен. Фессенден, единственный из троицы, узнал его:
– Эй, Хазард, не лезь не в свое дело!
– Он имеет право записаться, если хочет.
– Право? – загоготал парень с ножом. – С каких это пор черномазые имеют какие-то…
– Пропустите его! – перебил его Билли уже громче.
– Пошли его куда подальше, Лют, – буркнул третий мужчина.
Фессенден почесал щетинистый подбородок и пробормотал:
– Черт, не могу я, парни. Он такой же солдат, как и я, тоже ранен был.
– Я слышал, тебя ранило в задницу, – сказал Билли, – когда ты удирал.
– Ах ты, сукин сын! – взвизгнул Фессенден.
Но первым на Билли бросился прыщавый парень с ножом. Билли быстро попятился к стене, сорвал бечевку с нового ремня, развернул его и со всей силы хлестнул нападавшего по лицу.
– Вот черт… – Тот с визгом выронил нож; от брови до подбородка набух багровый рубец – толстый ремень распорол кожу до крови.
Рана Билли начала пульсировать под плотной повязкой. Внезапно закружилась голова. Согнувшись, но в то же время наблюдая за Билли, прыщавый наклонился за ножом. Билли пинком отшвырнул нож с деревянного тротуара на пыльную дорогу. Фессенден, пожирая его яростным взглядом, обиженно вздохнул:
– Твою мать! А потом ты еще заявишь, что этот ниггер может голосовать… совсем как белый.