Север и Юг. Великая сага. Компиляция. Книги 1-3
Шрифт:
– Что думаете о ненастье, генерал? – спросил он Кастера.
– Сэр, я думаю, оно как нельзя лучше послужит нашей цели. Мы можем двигаться, индейцы – нет. Если снег будет идти еще неделю, я точно привезу вам скальпы.
– Буду ждать, – кивнул Малыш Фил, откозыряв в ответ на приветствие своего пылкого командира.
Горнисты сыграли «В поход». Первыми, как обычно, тронулись разведчики; лошади с трудом шли через наметенные за ночь сугробы. Сквозь визг ветра нельзя было разобрать ни слова, а Чарльз еще и опустил уши своей ондатровой шапки. Он с изумлением
Чарльзу показалось, что его позвали по имени.
– Что такое? – спросил он, приподняв ухо шапки.
– Я говорю, – прокричал Генри-немец, – с нами едет наблюдатель из штаба округа! Он там, с Кудряшом. Угадай, кто это?
В заснеженной темноте Чарльз представил себе глаза Венейбла и почувствовал, как, несмотря на холод, его словно обдало жаром.
Глава 49
На рассвете мир вокруг стал белым. Чарльз обмотал нижнюю часть лица шарфом, но колючие снежинки все равно больно жалили открытую кожу. Нескончаемый вой ветра выматывал нервы.
Вскоре на бровях Чарльза наросла снежная корка. Дьявол с фырканьем шел через все подраставшие сугробы. Снег на его спине осыпался от тряски, но вскоре снова ложился толстым слоем. Оглядываясь, Чарльз не видел ничего, только слышал едущих сзади людей. Кто-то крикнул, что фургоны, уже отстававшие на милю, теперь и вовсе пропали из виду.
Гриффенштайн подъехал к нему, и дальше они скакали бок о бок. Сначала они еще пытались разговаривать, но быстро поняли, что надсаженное горло того не стоит. Оба окоченевшими пальцами держали у лица рукавицу, чтобы хоть как-то защитить маленькие стрелочки своих карманных компасов, их единственных поводырей в этой кромешной белой мгле. Стрелки показывали на юг.
В два часа пополудни Кастер объявил привал. Колонна растянулась вдоль долины Волчьего ручья, который, по прикидкам Чарльза, находился не дальше пятнадцати миль от базового лагеря. Однако и люди, и лошади были уже так измучены, как будто прошли вдвое больше. Повозок по-прежнему нигде не было видно.
Вокруг деревьев, которые росли на берегах замерзшего ручья, сугробы уже достигали пяти или шести футов. В просветах между голыми ветками Чарльз заметил чьи-то большие темные силуэты, они были совершенно неподвижны, словно какой-то сумасшедший скульптор возвел в этой глуши свои статуи. Статуи оказались бизонами, которые стояли, низко опустив головы, пока вокруг бесновалась метель. Только стук топоров заставил их сдвинуться с места и медленно пойти прочь. Снайперы сразу подстрелили трех.
Как муравьи на белом песке, разведчики разбрелись по заснеженной роще. Они выкапывали из сугробов упавшие ветки, срубали маленькие деревца; нужно было хотя бы разжечь костры, чтобы согреться, даже если повозки с едой так и не подойдут.
Чарльз и Генри-немец сложили в кучу весь собранный хворост и пошли кормить лошадей. Изголодавшийся Дьявол с такой жадностью глотал свою скудную порцию зерна, что Чарльз даже испугался,
Потом они стали руками разгребать снег, расчищая место для стоянки. Когда снега осталось на два-три дюйма, они просто хорошенько утоптали его, чтобы получился ровный пол. Конечно же, когда они поставили палатку и разожгли снаружи костер, снежный пол тут же растаял и намочил одеяла.
К вечеру Чарльз услышал громкий скрип колес и щелканье кнутов – их наконец-то нагнали отставшие повозки. Кастер проскакал мимо них в пургу; Майда и Блюхер бежали рядом. Щеки генерала были ярко-красными, как от ожога.
– …чтобы эти чертовы погонщики все до единого через двадцать минут были у меня в!.. – прокричал он на скаку и исчез в облаке снега.
Чарльз никогда не видел Кастера в такой ярости и не слышал, чтобы он ругался.
Старина Боб, который стойко держался весь день, как будто понимал, что эта ночь добра не принесет. Он ни на шаг не отходил от Чарльза, то и дело терся носом о его ноги и скулил.
Они распаковали походные котелки, натопили снега и сварили солонину. Потом немного размягчили в сугробе несколько сухарей, обмакнули их в свиное сало и хорошо поджарили. Вместе с кофе все это стало вполне сносным ужином, хотя Чарльз по-прежнему никак не мог согреться, потому что одежда была насквозь сырая. Он постоянно напоминал себе, зачем он здесь, вызывая из памяти лица Джексона и его племянника – такими, какими он видел их в последний раз.
В палатку ввалился капитан Фред Бентин.
– Идиот проклятый! – проворчал он.
– Кто? – спросил Чарльз.
– Генерал. Знаете, что он только что сделал?
– Что? – спросил Гриффенштайн таким тоном, как будто его не удивила бы даже массовая казнь.
– Арестовал всех возничих за промедление! Завтра им запрещено ехать в фургонах. Пойдут пешком. Так у нас вообще ни одной повозки не останется.
Он снова вышел в метель. Старина Боб жалобно заскулил, и Чарльз дал ему кусочек вареной свинины. С этого момента Чарльза начала мучить смутная тревога за исход их операции. И присутствие Гарри Венейбла тут было совсем ни при чем.
Из-за своего конфедеративного прошлого Чарльз был чем-то вроде местной достопримечательности, поэтому с наступлением темноты командир взвода «А» капитан Льюис Гамильтон привел к ним в палатку журналиста, представив его как фоторепортера из «Нью-Йорк геральд».
Де Бенневиль Кейм горел желанием поговорить с Чарльзом. Чарльз взаимностью не отвечал, однако налил репортеру кофе в оловянную кружку, проявляя гостеприимство. Кейм немного выпил, потом достал из кармана небольшую потрепанную книжечку. На корешке было напечатано золотом: «После войны».
– Я как раз читал Уайтлоу Райда, мистер Мэйн. Вы были в Южной Каролине, когда пал Самтер. Мне хотелось бы знать ваше мнение об этом отрывке, где написано об острове Салливана.
Он протянул Чарльзу книгу. Райд был прославленным на всю страну корреспондентом Союза, который подписывал свои репортажи с мест сражений псевдонимом Агат. Он был одним из трех первых журналистов, попавших в Ричмонд. Чарльз моргнул несколько раз, смахивая с глаз капли, упавшие с оттаявших бровей, и прочитал:
<