Северная Аврора
Шрифт:
Комиссар выпрямился и опустил воротник тулупа, словно для того, чтобы лучше слышать артиллерийские залпы.
Канонада то усиливалась, то ослабевала.
Вдруг сидевший на облучке Соколов резко обернулся к Фролову:
– Зарево, Павел Игнатьевич! Видите?
– Вижу… Над Лукьяновкой! Давай скорее!
– Сейчас шрапнель разорвалась над лесом, – сказал Драницын. – Над саклинскими батареями. Это уже американцы стреляют.
Тройка въехала в молодой хвойный лесок. Теперь к орудийным выстрелам присоединились звуки винтовочной и пулеметной стрельбы. Фролов заметил
Подбежавший адъютант доложил, что бойцы стрелкового батальона залегли под огнем противника.
Фролов посмотрел на его дрожащие губы.
– Без паники, молодой человек, – спокойно сказал комиссар. – Проводи нас к опушке. Это близко?
– Рядом, – ответил адъютант.
– А где Сергунько?
– С бойцами. В поле. С первой ротой.
Они быстро выбрались из леса и пошли по снеговому окопу. Уже рассвело. В деревне Лукьяновской, будто факел, пылало какое-то строение, очевидно полный сена сарай. С окраины деревни ожесточенно стреляли вражеские пулеметы. Из Усть-Паденьги американцы и англичане также вели непрерывный огонь, винтовочный и пулеметный.
Плотность огня была такая, что бойцы, цепью рассыпавшиеся по полю, лежали не поднимая голов.
Фролов взглянул на Драницына.
– Случилось самое страшное… Замерзло оружие! – встревоженно сказал Драницын. – Люди зря гибнут. А те стреляют из теплых блокгаузов.
– Нельзя терять ни одной минуты. Надо сейчас же идти в штыковую атаку. Это единственно правильный выход. Я подыму людей.
– Павел Игнатьевич!
– Товарищ Драницын, примите командование.
Фролов сбросил с себя тулуп и надел ватник, который подал ему один из находившихся в окопе бойцов.
– Товарищ комиссар, возьмите сопровождающего, – предупредительно сказал адъютант.
Фролов махнул рукой. Но к нему уже шел боец.
За спущенными, со всех сторон закрывавшими голову краями папахи этого бойца Фролов разглядел побелевшее от мороза лицо Любы Нестеровой.
– Люба? – Фролов на мгновение задумался. – Не боишься?
– Я, Павел Игнатьевич, так буду драться, что чертям станет тошно! – с трудом шевеля потрескавшимися от морозного ветра губами, ответила Люба. – Андрею небось не легче приходится…
«Сергунько рассказал ей», – подумал Фролов.
– Ладно, – сказал он. – Давай.
Комиссар перемахнул за бруствер, Люба последовала за ним.
Припавший к брустверу Драницын видел, как две фигуры быстро поползли по снегу, приближаясь к бойцам, лежавшим под неприятельским огнем.
3
Фролов потерял одну из своих варежек, и обледеневший снег, будто наждаком, драл ему кожу. Люба ползла шагах в десяти за ним. Вражеский огонь то и дело прижимал их к земле. «Вперед, только вперед», – думал Фролов и полз дальше.
Бойцы лежали неподалеку от колючей проволоки, опоясавшей деревню. Когда комиссар добрался
– Комиссар здесь, – услышал он чей-то хриплый голос.
Живые лежали на снегу вперемежку с мертвыми. У тех и других были одинаково белые, безжизненные лица. Раненые и обмороженные стонали.
– Где батальонный?! – крикнул Фролов.
Через несколько минут к нему подполз Сергунько. Нос у него был совершенно белый, точно из воска. На щеках белели два больших круглых пятна.
– Пойдем в штыки, – сказал ему комиссар. – Как люди?
– Выполнят приказание, – ответил Валерий со спокойствием человека, который уже не придает никакого значения смерти.
– Готовь атаку…
Взводные и отделенные тотчас передали команду бойцам. Людям сообщили, что комиссар пойдет вместе с ними. Цепь сразу зашевелилась. Фролов подобрал лежавшую рядом с убитым бойцом винтовку и с нетерпением ждал сигнала. Ожидание было мучительным. Саклин стрелял мастерски. Снаряды рвались в самом центре Лукьяновской.
В шрапнельном дыму, похожем на куски ваты, вдруг сверкал желто-белый огонек, как у молнии, и раздавался треск, затем вата рассеивалась в мелкие клочья.
– Давай, Саклин, давай! – кричал Фролов, словно его крик мог долететь до артиллерийских позиций.
Когда над деревней перестали рваться снаряды и плавно пошла в небо зеленая ракета, обозначавшая начало атаки, Фролов вскочил во весь рост.
– За мной, товарищи! – крикнул он и побежал вперед, сжимая в руках винтовку. «Неужели не поднимутся?» – мелькнуло в голове у комиссара, но в это время за его спиной раздалось дружное громкое «ура», и он почувствовал, что стопудовая тяжесть свалилась у него с плеч. Некоторые бойцы уже опередили его, резали ножницами проволоку, бросали на нее шинели и ватники. Первые несколько человек ворвались в неприятельский окоп. Комиссар прыгнул вслед за ними, упал, тотчас поднялся и увидел бежавшую от него фигуру в желтой шубе.
Американские солдаты без оглядки удирали по боковому ходу сообщения. Он бросился за ними.
– Бей интервентов! – раздался где-то впереди яростный голос Валерия Сергунько.
Фролов стоял возле вражеского разбитого блокгауза, теперь представлявшего собой беспорядочное нагромождение обуглившихся и расколотых бревен.
«Неужели все?» – думал он, утирая рукавом ватника потное, горевшее, несмотря на мороз, лицо.
В деревне еще слышались крики бойцов. Люди обшаривали погреба, прикладами взламывали подполья, вылавливая прятавшихся там американских и английских солдат.
Вдруг Фролов увидел Соколова. Матрос шел, устало переваливаясь с карабином в руках. Завидев комиссара, он обрадовался и бросился к нему. Обрадовался и комиссар.
– Ты как сюда попал?
– За вами полз… Не заметили?
Матрос вынул что-то из кармана и подал комиссару.
– Ваша?
– Моя?… Да, моя. Спасибо, друг!.. – удивленно и растроганно проговорил комиссар, надевая найденную варежку.
– Не за что, – пробормотал Соколов.
– Ну, теперь пойдем наводить порядок, – сказал комиссар.