Северные сказки. Книга 2
Шрифт:
273
Водяной
Ходил за рябчиками, ночью часов в двенадцеть, хотел через реку брести, попадал к лесной избушке; спустился в реку, и мне показалса водяной хозяин, и в этой речки мне показалса водяной хозяин, как есь месец пёк, пловёт прямо на меня, я и в гору выскочил, острашилса. На гору выбрал и ночевал на горы в зароде, в ту ночь не смел брести.
Бабкин Федор Яковлевич
Очень дряхлый старик 72 лет, живёт в Красном Боре. Очень религиозно настроен и не захотел мне ничего рассказать, кроме двух случаев из своей жизни.
274
Надсада
Был я в Новогородчины в бурлаках, ходил ночевать в деревню, с роботы вёрсты три. Идут, меня надворье понудило, я и осталса; догнал, товарищи пробуют силу свою у овина, хто сколько можот поднять. Говорят мне: «Фёдор, можь-ле эту лесину на плечо поднять?» Я лесину схватил, на плечо поднял и пошел по подлесины. Товарищи кричат: «Неси, неси». А я говорю: «Подьте вы к матери, чего нести-то?» Взял да и бросил. Дерево бросил, в фатеру прибежали, соломы нанесли, в фатеру повалилися. Поутру стал, как связаной, сам собой владеть не могу. В тот день на работу не вышол. Да потом повалилса, да месяц в казармы валялса.
275
Пометило
Шел по лесу, увидел медвежью берлогу,
Базакова Ульяна Ивановна
Старуха 50 лет, сирота круглая, живет в «водихах» в одном большом семействе, в посаде Уне. С большим трудом согласилась рассказывать мне сказки, все отговариваясь, что ничего не знает и не помнит, а сама просто «стыдилась», как созналась впоследствии. «Прежде столь сказок знала, что сметы нет, а теперь стала хворать, и не-кака на ум не идёт». Рассказала Ульяна Ивановна мне только те сказки, которые «из уст не вымётывала, всё робятам сказывала». Живя в водихах, чувствует себя очень приниженно и, когда я все время называл ее по имени и отчеству, она мне говорила: «Не величай ты меня, Христа ради, какая я тебе Ульяна Ивановна!»
276
Лиса и волк
Жил волцёк с лисицькой. У волцька была избушка хворостена, а у лисицьки ледена. Лето пришло, а у ей избушка и ростаела. Лисицька пошла к волцьку на подворье проситця. «Волцёк, пусти меня на подворьицо?» — «Нет, лиса, я тебя не пушшу, сам повалюсь да и хвост ростену». И другой раз пришла на друго утро, и на третье пришла. «Хошь на приступоцьку пусти». Волк смиловалса, ей и пустил. Спала на приступоцьке и на пецьку зашла, на пеци и розговаривала. Волк спрашиват: «Лисиця, у тебя што есь?» — «У меня, волк, нецего нет». — «А у меня ведро масла есть на подволоке». Лисиця в трубу ногами и заколотила. Волк спрашиват: «Лисиця, хто это колотится?» — «А это поповы снохи меня бабить зовут». — «Поди, лисиця, обабь». Лисиця пошла на подволоку. Пришла, волцёк и спрашиват: «Кого Бог дал?» — «Зацинышка, зацинышка». На друго утро лисица опять и заколотилась в трубу ногами. Волк спрашиват: «Лисиця, хто это колотится?» — «А это поповы снохи меня бабицьця зовут». — «Поди, лисиця, обабь». Лисиця пошла на подволоку. Пришла, волцёк и спрашиват: «Кого Бог дал?» — «Серёдоцьку, серёдоцьку». А в третий: «Последышка, последышка». На четверто утро волк стаёт и говорит: «Лисиця, разве нам сегодни блинов напекци? У меня ведро масла есть, поди-ко сходи на подволоку». Лисиця пошла на подволоку и ише дале упехала ведёрко. «Не могла натти». Волк пошел сам, ходил, ходил и нашел порозно ведро. «Лисиця, наверно, ты масло съела». Лисиця отпираицца: «Нет, я не съела». Затопили пець, поставили жопы к пеци: у кого масло побежит, тот и съел. Волк повалилса к пеци, пригрелся да и заспал. А у лисицы масло бежит, она взяла да свою-то крынку под его жопу пехнула. И забудила волка: «Волк, волк, погляди-ко, колько у тебя масла набежало, ты масло и съел». Волк и говорит: «Верно, лисиця, я сам и съел». Лисиця говорит: «Волк, прости меня грешную, я съела, ты хоть мою-то вину на себя принял. Я тебя за то хоть навагами свежими накормлю». — «А где ты возьмёшь?» — «Я наужу». Побежала по дороги, попал мужик, идёт с навагами. Лиса на воз забралась да по наважке с возу и роет. С возу соскочила, наваги собрала и к волку принесла. И наварили ухи, наелися. Волк и говорит: «Мне бы сходить поудить. Как ты удила?» — «А я в пролубь хвост спущу, наважка да две, наважка да две». Волк сам пошел удить, в пролубь хвост спустил. Мороз был, у его хвост и примёрз. Он и заревел. Поповы неньки пришли за водой его и поцяли бить. Волк рвался, рвался и хвост оторвал; на лисичку россердилса и выгонил с подворья.
227
Петушок задавился
Петушок были с курушкой, ходили на попово поле, клевали зёрнышка. Петушок зёрнышком и подавилса. Курушка и побежала к реки просить воды, петушка напоить: «Река, река, дай воды, вода нести петушку, петушок задавилса бобовым зёрнышком». А река говорит: «Ступай поди к липы, попроси листу, тогда дам воды». Курушка пришла к липы и говорит: «Липа, липа, дай листу, нести к реке, река даст воды, воды нести к петушку, петушок подавилса бобовым зёрнышком». Липа говорит: «Сходи к девушки, попроси нитоцьки, нитоцька нести к липы». Девушка говорит: «Сходи к коровушке, попроси молоцька». Курушка побежала к коровушке и говорит: «Коровушка, коровушка, дай молоцька, нести к девушке, она даст нитоцьку нести к липе, липа даст листу нести к реке, а река даст воды нести к петушку, петушок подавилса бобовым зёрнышком». Коровушка говорит: «Сходи к сенокосцям, принеси сена, тогда дам молоцка». Курушка побежала к сенокосцям и говорит: «Дайте сена, петушок подавился бобовым зёрнышком». — «Сходи к кузнецам, пусь скуют косу». Курушка побежала к кузнецам, они послали ее к угольникам. Угольники дали уголь, она пошла обратно, к сенокосцам, к коровушке, к девушке, к липе, к реке. Когда курушка с водой пришла к петушку, петушок уж задавилса.
278
Курушка
Жил старик со старухой, ходили в лес, дровця рубили, высекли суцёк, как поварёноцьку, пришли, а старуха и говорит: «Старик, што нам из поварёнки делать? Лучше посадим мы в садоцик, не будет ли курушка». И посадили. В утрях старик вставаёт и говорит: «Старуха, надь опять в лес итти». — «Ой, старик, у меня не слободно, рубашки не бучены». Старик говорит: «Завтре выстирать». Вот они и ушли в лес. А как они ушли в лес, после их курушка вышла из гнезда, кожух сняла и другой сняла, и третей снела, рубахи у старухи собрала, всё вымыла, выкатала и на стол склала. Старик со старухой приходят, всё вымыто, чисто и хорошо. «О, старуха, хто это у нас сделал?» И Бога замолили: «Спасибо!» Наутро старик опять старуху в лес зовёт. А старуха говорит: «У меня хлеба нет». — «А роствори, завтре испекёшь». Оны как ушли, курушка из садка вышла, кожушки сняла, мучку принесла, печку затопила, квашонку замесила и хлеба напекла, кожушки надевала и опять в садок зашла. На третей день опять старик старуху зовёт в лес. «А у меня сегодни, старик, надо овецьки остриць». Старик на старуху розбеднилса: «Тебя когда в лес зовёшь, тебе всё неохота, однако-таки пойдём». Старуха и опять пошла. Курушка всё дело выслушиват, да опять всё своё и делат; оны ушли, она всё и приделала. Ножницы хватила, овец остригла. Старик да старуха пошли да раздумались: «Надь посмотреть, хто ходит, домашничат в доме». Курушка, как ушла во двор, кожушки у гнезда и оставила. А старик, как в избу зайдёт, эти места у ней и подхитит. Она пришла, кожушков нет, она и росплакалась: «Теперь куды я?» А старик со старухой и пришли. «А не бойся, не бойся, куды ты, наша теперь, мы тебя будем вместо доцери держать». Стали ей держать, она до возросту дожила, а красива была, на ей стали зариться: «Откуль у старика эка девка, кака хороша?!» Вецер заприходит, надо на ве-церинку идти, а она нейдёт; старик и старуха посылают ей, а она: «Нет, не пойду». Суседы говорят старику: «Ты на дому собери вецёринку, она поглядит, дак и заходит». Старик со старухой собрали вецёринку на дому. Девка ревит, плацёт, што ей обряжают на беседу; ей обрядили и посадили. Народу нашло столько, и все глядят. У старика стали сватать. Старик: «Надо отдать». А девка нейдёт. Оны ей взяли силой и отдали за мужика. На свадьбу варила пиво одна жонка, у жонки была кила борботуха. Жонка варила, варила, сусла попробовала и говорит: «Ах, како сусло сладко!» И кила говорит: «Ах, како сусло сладко!» А жонка и говорит: «Кила, не хошь-ле пива?» — «А хоцю да молцю, а ты знашь, да не дашь». А жонка и говорит: «Соберися в поварёноцьку, дак я тебя спушшу, там напьёсься». Она собралась в поварёноцку, жонка её в пиво и спустила. Невеста пришла к боцьке да и стоит, кила в пиве борбочёт, а невеста и попробовала, кила к ей и привяжется: што она
279
Иван-солдат
Был старик с тремя сыновьями, а у них были таки дреби да грези. Оны и задумали мост мостить, чтобы людям хорошо было ходить. Мостили три года. Как замостили, старик и посылат большого сына: «Поди, сядь под мост, хто первой пойдёт, што заговорит?» Старшой сын пошел и слушает. Идет старицёк и Бога молит: «Дай, Господи, хто этот мост мостил, цего просят, то и дай». Старшой сын вышол: «Мы мостили, три брата да и батюшко». — «Што тебе надо?» — «А мне много не надо, а штобы не за чем в люди не ходить, дома жить». — «Так и будет». Приходит к старику и росказыват. На другой день старик посылат другого сына; тот же старик идёт по мосту и Бога молит, сын опять и вышол и то же пожелал: «Не за чем в люди не ходить». Старик и ему говорит: «Так и будет». На третий день старик малого сына посылат, Ивана. Иван сидит под мостом, старицёк опять идёт и молит опять Бога. Иван выходит, старик спрашиват: «Тебе чего надо?» — «А я в солдаты хочу итти». — «Худо ведь в солдатах». — «Нет, я пойду». Старик овернул его ясным соколом. Летал, летал, летал, всё осмотрел, старик его опять отвернул. «Ну, ты теперь много видел, пойдёшь ли в солдаты?» — «Пойду». Старик овенул рысью. Иван рысью бегал, бегал, бегал, старик его отвернул и спрашиват: «Ну, идёшь ли в солдаты?» — «Иду». Старик его овернул оленем златорогим. Иван бегал, бегал, бегал, старик его отвернул: «Ну што, идёшь в солдаты?» Иван говорит: «Иду». Старик его овернул мурашом. Мурашом ползал, ползал, ползал с ветки на ветку, с прута на пруток, старик его опять отвернул. «Што, идёшь в солдаты?» — «Иду». — «Ну, на осень тебя отдают в солдаты». К отцу пришел Иван и говорит: «Я пойду в солдаты». Отец говорит: «Худо в солдатах; ты ницего другого не мог выпросить?» Осень пришла, его и отдали в солдаты. Прослужил год ли два, может быть, и три, сделалось завороха — война. Государь и запоходил на войну, занабирали народу, и этот солдатик попал с ним. Шли год и два, может быть, и три шли, доходят до места, где надо воевать. Государь схватилса, кавалерии нету, и зарозыскивал народа, хто можот в трои сутки домой сходить, к дочери за кавалерией во дворец, и назад притти. Все отказаются: «Нет, три года шли, где же в трои сутки сходить». А Иван и выискалса: «Я в трои сутки схожу». Царь ему и говорит: «Если в трои сутки сходишь, я за тебя дочь замуж отдаю и тебя после смерти на своё место поставлю». Иван наредилса и отправилса. Иван из виду вон ушел, да и овернулса рысью; бежал, бежал, бежал, овернулся златорогим оленем; бежит по Питенбурху, народ кричит: «Хватайте, хватайте». А другие говорят: «Это кака-ле весть от государя, прямо во дворец летит». Иван потом мурашом овернулся и попал во дворец, в верхи, где дочь царска живёт. Прополз, овернулса солдатиком, а она ужахнулась: «Как вы прошли и по какому случаю?» Солдат росказал. Царска дочь не верит: «Это всё враньё, шли три года, как ты мог в сутки попась?» Иван и говорит: «Я тебе покажу». Овернулса ясным соколом, она из него перышко вытенула, да и в платоцек завязала и спрашиват: «А ище как шел?» Иван овернулса рысью, царевна у его шерстоцьки клоцёк вырвала: «Ище покажи как?» Иван оленем овернулса, она у оленя рожка отломила. «А как во дворец заходил?» — спрашиват царевна. «А я тут мурашом полз». И овернулса мурашом, она из его боцецьку (ёичко) и вытенула и опять в узелок завезала. Тогда царска дочь кавалерию солдату отдала, он мурашом овернулса из дворца и пополз; выполз, овернулса злоторогим оленем, потом рысью; бежал, бежал и вздумал отдохнуть и повалилса у моря. А у моря два солдата на часах стояли: суда приходят, дак они смотрят. Иван спит, оны подошли, посмотрели — солдат спит. Оны Ивана в море бросили, а сами кавалерию царю и понесли, недалеко уж дак. Принесли эти солдаты к государю, и воевать стали. А Иван попал к морскому царю. Морской царь его всем дроцят, кормят, видят, што целовек не худой дак. А Ивана скука одолеват, он и запросилса: «Вынесите меня на белой свет, хоть поглядеть». Его и вынесли далёко от берегу, на остров. Иван, овернулса ясным соколом и здумал лететь. Морской царь его хватилса, а его на острове и нет. Вот море кверху подыматця, подыматця, его туда и утенуло. Иван живёт опять в морском государстве месяц, другой и запецялился о белом свете. Вынесли его опять подальше от берега посмотреть свет. Ясным соколом овернулса, летел, летел, маленько не долетел, морской царь схватилса, море подыматця, да его опять и утенуло. Жил месяц, другой, на третей опять запецялилса и думат: «Теперь уж концяицця война, мне-то бы там надо быть». Опять не пьёт, не ее и печалитця порато. Морской царь спрашиват: «Што, Иван, опять стоснулса о белом свете?» — «Стоснулса». — «Ладно, теперь я тебя на три часа выпушшу, а боле тебе и не бывать. Пойте, робята, вынесите его на три часа». Робята его вынесли на остров ближе к берегу (робята были тоже русски, набросаны в морё-то). Они его вынесли. Иван опять и полетел, да и перелетел. Пошел, до деревень дошел и спрашиват: «Прошел ли государь с войны?» — «Прошел, месяця два как уж». Иван приходит в Питенбурх, остановилса у старухи и спрашиват: «Што это у вас в Питенбурхе всё песни поют да играют?» — «А царь дочь в замуж отдаёт за одного солдата, а другого солдата ставит на высокое место; а доцери замуж неохота; через три дня и венец будет. Завтра будут выкликать музыкантов; муж у меня был музыкант, ты оденешь его платье и пойдёшь смотреть». Старуха Ивана обредила в музыкантско платье, он и пошел смотреть. Иван к музыкантам пришел, оны играют, а он всех до одного лучше играт. А эта царевна ходит (царь дал ей на волю, кого оприметит, тот и твой), она стала цярки подавать, Ивана оприметила и говорит: «Вот мой сужоной, которой у меня был». А царь спросил: «Почему ты узнавашь?»
Стали солдат, у двух-то, спрашивать, как оны заходили во дворец, а оны и завертелись. А оны: «Мы нанимали, да мы ехали на машины»... и завертелись. Стали спрашивать Ивана, он и запоказывал. Перво дело овернулса ясным соколом, а царевна вынула из узелка перышко, приложила и говорит: «Вот тут и было». Потом Иван овернулса рысью, царевна приложила клоцёк шерсти: «Вот тут и было». И оленем овернулса, и мурашом. Царевна все приложит, всё так и будет, приходится. А эти два солдата стоят, поцернели; их захватили, пристреляли, а с Иваном повенцяли.
280
Жадные сыновья
Было три сына, у их была мать; оны поделились, а матки некому и не надо. Жили в одной избе, сели обедать, а некоторой матери за стол не садит, мать лежит на пецьке. В ту пору пришел в избу старицёк хлеба просить. Старуха молится: «Господи, хоть бы мне смерть послал». Старицёк и говорит: «Што жо сами кушайте, а мать не кушат?» — «А нам её некому не надо». — «Дак она не лишна-ле? Продайте». Сыновья все и бросились: «Купи, дядюшка, купи». — «Выведите ее за забор, там и деньги получите». Оны и повели, двое под руки, третей сзади. Вывели, хотели отпустицця, а старуха к ним приросла. Всех их забрали в богадельну, сами едят и матку кормят.
Мошнаков Петр Михайлович
61 года старик, хозяин отводной квартиры в посаде Уна. Грамотный хорошо, начитанный в Писании и религиозный человек; служит церковным старостой. Любопытно, что, прежде чем рассказать мне сказку про Князя Барсукова, долго колебался, боясь что «как бы из этого чего не вышло; как бы не притянули, еще попадешься, пожалуй». Дело в том, что Петр Михайлович твердо убежден, что это сказка про «царские роды», что Барсуков — действительно существовавшая историческая личность и что корону он доставал из Вавилон-города для первого нашего царя из дома Романовых.