Северный пес
Шрифт:
— Парень перегибает палку, — пробормотал Грэм, немного смущенный таким выражением преданности.
— Он просто тебя очень любит… Грэм, но ты хотя бы потребуешь суда над моим супругом? Ведь это было совершенно по-разбойничьи…
— Да как я докажу, что это был он? У меня нет ни одного свидетеля, а кто примет мои слова на веру? Да еще против слова твоего мужа, которого в округе знают и уважают?
— А тот крестьянин…
— Он появился позже и ничего не видел.
Камилла поднялась с кресла и, склонившись над Грэмом, поцеловала его в лоб, потом
— Наверное, мне не стоит больше приходить к тебе. Я не хочу, чтобы Ланс еще раз попытался убить тебя.
— Будешь ты приходить или нет — это уже ничего не изменит, Ким. Тану хватит прошлых оскорблений, чтобы мстить за них.
— Наверное… — она немного задержалась, словно ожидая еще чего-то, каких-то других слов. И Грэм даже знал, чего именно — она ждала, надеялась, что он скажет что-нибудь вроде того, что будет скучать без нее, что ему будет грустно, если она больше не придет… Пожалуй, нечто подобное он чувствовал в душе, но словами выразить не мог.
Да и, откровенно говоря, не хотел.
Раны заживали медленно. Целый месяц Грэм пролежал в постели, и у него бывали лишь Укон, Камилла (не могла она удержаться от визитов к нему, несмотря на страх перед мужем), и та самая молодая женщина, которая, как оказалось, не пригрезилась в бреду, а была лекаркой, которую привела Камилла. Ни разу не зашла Нинель, хотя бы лишь для того, чтобы узнать, жив он еще или уже нет.
Дольше всего, несмотря на расцветающую за стенами старого замка весну, с ним просиживал Мэнни, которого гораздо больше волновало здоровье дяди, чем мальчишеские забавы с ровесниками. Грэм воспользовался моментом и заставлял его заниматься с книгами — чего уж время-то терять?
Мэнни же и принес ему весть, что Бес найден и пойман, и водворен в конюшни. Жеребец, в отличие от своего хозяина, совершенно не пострадал, вот только совладать с ним оказалось нелегко. Ловили его втроем — Николас, Мэнни и крестьянин, который отвез истекающего кровью Грэма в замок.
— Узнай, кто таков этот человек, — велел Грэм мальчишке, выслушав его рассказ. — Хочу отблагодарить его…
Шустрый мальчишка все узнал в точности — и как зовут крестьянина, и из какой он деревни. Грэм про себя решил, что как только сможет передвигаться, обязательно навестит человека, буквально спасшего ему жизнь.
Хотя, возможно, было бы к лучшему, позволь он зарубить себя…
Но тогда стоило поблагодарить крестьянина хотя бы за Беса.
Свою комнату, уже окончательно надоевшую, Грэм смог покинуть только в апреле, и еще пара дней ему понадобилась на то, чтобы выбраться во двор. Раненая нога все еще болела, и он старался опираться на нее с осторожностью; левую руку носил на перевязи. В первый же выход он наткнулся на Нинель; сестра с минуту молча понаблюдала, как он ковыляет по коридору, опираясь здоровой рукой о стены, а потом как бы про себя сказала:
— Кажется, усилия благородного тана Лорейна не принесли плодов…
Грэм вкинул на нее загоревшиеся волчьим огнем глаза.
— А
Нинель ничего не ответила, только посмотрела так, словно сама с удовольствием убила бы его, будь у нее оружие.
На коня Грэм смог сесть только в конце апреля, а до этого каждый день по несколько часов разрабатывал заново руку. Занятие было не из легких, рука на каждое движение отзывалась болезненным толчком, но рана, к счастью, не открывалась. Лекарка свое дело знала. Она, кстати, считала, что Грэм спешит с упражнениями, и предлагала повременить, но он лишь отмахивался. Чем раньше он придет в форму, тем лучше, ибо, как ему подсказывала интуиция, конфликт с Камиллиным супругом отнюдь не исчерпал себя.
Едва Грэм оказался в силах выдержать несколькочасовую конную прогулку, он отправился в деревню, указанную ему Мэнни — в гости к крестьянину. Мальчишка увязался за ним, отговорить его оказалось невозможно, взыграло семейное упрямство. К поездке он отнесся с полной ответственностью, взял с собой меч, и не позволял своему пони отходить от Беса далее нескольких шагов. Грэму было забавно наблюдать за ним. Восьмилетний пацан со всей серьезностью играл роль телохранителя при своем не оправившемся от ран опекуне.
Деревня располагалась недалеко от замка, буквально за той самой рощицей, где произошло столкновение с таном. Дорогу до нее после последних дождей изрядно размыло, и кони увязали в грязи по самые бабки.
Привычный путь (Грэм бывал в этой деревне иногда, проездом), занял времени больше, чем обычно. Грэм не рисковал пускать Беса рысью и уж тем более галопом, и двигались через рощицу шагом. Дорога была пуста, по обеим сторонам зеленела прозрачная лесная дымка. Щебетали птицы.
Искомый крестьянин — его звали Арен, — был в поле, но жена его оставалась дома с младшей дочерью. Она очень удивилась и, пожалуй, испугалась, когда прямо к двери ее подъехал молодой князь на своем злобном жеребце, известном на всю округу, в сопровождении юного воспитанника. Грэм быстро объяснил, зачем пожаловал, она не слишком успокоилась, но предложила подождать мужа в доме. Грэм взглянул на небо — ему вовсе не хотелось возвращаться домой в темноте, а солнце уже заходило. Впрочем, не ехать же обратно ни с чем. Он согласился подождать.
В результате, он и Мэнни остались ужинать с Ареном и его семьей — крестьянин, в отличие от своей супруги и детей, был человеком отнюдь не робким, и пригласить князя разделить с ними скромную трапезу ему было, как говорится, не слабо. Арен, конечно, удивился, с чего это князю вздумалось приехать и поблагодарить его скромную персону, но ничуть не растерялся, а от благодарности только отмахнулся. По его словам, ничего особенного он не сделал, а что помог человеку в беде — так что ж тут такого?