Sex Pistols. Гнев – это энергия: моя жизнь без купюр
Шрифт:
Как я уже говорил, мне нравился «Доктор Кто», но только когда в нем появлялись далеки[255]. Все остальное – сплошной идиотизм. «Это не настоящее!» Вот почему я не люблю научную фантастику; просто не думаю, что она отличается разнообразием. Хорошее исследование умов, но, по большому счету, все эти путешествия довольно утомительны, потому что в итоге все закончилось асексуальностью «Звездного пути». Еще один шаг в сторону от того, как на самом деле эволюционируют человеческие существа или как работают сообщества, и это не тот шаг, который стоит делать. Научная фантастика, похоже, этого не понимает. Кажется, что в ней обо всем рассказывается с точки зрения отшельнического путешествия одиночки, и поэтому, на мой
В то же время Шекспир, который, как вы могли бы подумать, должен бы показаться мне странным, – не такой. Все дело в языке. Он использует слова и иногда их звучание, а не только смысл, который поэтому часто становится совершенно иным; вы просто следуете за ритмом поэтической строфы. И еще имеет значение произношение – слушая Шекспира, ты получаешь гораздо больше информации, чем следя за словами на листе бумаги.
Я люблю живого Шекспира, если это хорошая постановка. Много лет назад я видел, как Джеймс Эрл Джонс[256] играет в «Отелло» – фух, ух ты! Мне нравится, набравшись смелости, зайти с улицы в какой-нибудь маленький театр, чтобы увидеть нечто, судя по афише, производящее впечатление какой-то полной хрени. Типа экспериментального театра. Это будоражит; смущающая близость к актерам, а потом постепенное осознание того, через что они проходят, чтобы показать постановку. Я считаю это прекрасным развлечением, потому что именно так происходит на живых концертах. Так что я понимаю театр с этой точки зрения и слушаю, наверное, более внимательно, чем обычная аудитория.
Кошмар подобного рода постановок, в том числе и современного танца, заключается в том, что зрители часто подводят исполнителей. Однажды нас с Норой взяли посмотреть балет «Лебединое озеро», поставленный Кэролайн Кун, панк-журналисткой, – тогда она еще тусовалась с Полом Саймононом из The Clash. Пол очень приятный, он мне нравится, и в тот вечер мы вчетвером здорово повеселились. Кэролайн сказала: «Джон, ты так увлекся “Лебединым озером” – у тебя даже в “Death Disco” есть из него отрывки, так что тебе понравится!» Какое коварство с ее стороны.
Итак, мы с Норой собрались, сели в такси и вот стоим такие перед театром – возможно, мы даже не знали, куда идем. Черт возьми, нас привели на балет! Это было поразительно, но, скажу вам, мне очень быстро стало скучно. Я ничего не мог с собой поделать, бар манил меня гораздо больше. Когда вы смотрите балет по телевизору, как бы тоскливо это ни было, вы просто видите прыжки, вытянутые пальцы ног и все такое, и это относительно терпимо, но когда это происходит вживую, с настоящим оркестром, то оркестр едва слышно.
А вот сорок девушек, которые прыгают вверх-вниз на пуантах, звучат, как кованые сапоги на террасе. Похоже на вторжение армии хулиганов. Это реально громко; деревянный пол вибрирует и отражает эхо. Я подумал: «Фу, это чертовски неудобно!» И еще одна неприятная для зрителя штука: в танце много боли, и на это довольно трудно смотреть. Нора рассказывала мне разные истории. Ее сестра в молодости занималась балетом, но для профессиональной сцены оказалась недостаточно хороша, поскольку у нее было, скажем так, немного ширококостное телосложение. Позже она руководила в Германии балетной школой. Так вот, это очень печально. Когда я увидел ее ноги, увидел, как большой палец превратился в нечто очень, очень уродливое… И артрит, и боли на всю жизнь. Теперь, по крайней мере, я понимаю профессиональную этику.
Однако публика на таких мероприятиях обычно мерзкая и снобистская. Слишком модные и слишком увлеченные своими гребаными разговорами, они упускают суть.
Кстати, если говорить об упущенной сути, большинство панков были в этом чемпионами! Они увлеклись одеждой, а не содержимым. Совершенно определенно прошляпили главное, не так ли? Американская интерпретация, начиная с самых ранних опытов поэтического
Послушайте, я понимаю, что виляю из стороны в сторону, но все это суть, до которой надо докопаться, и в конечном счете это абсолютно верный подход. Не могу же я делать все исключительно в хронологическом порядке.
Глава 8. Если вы параноик, это не значит, что за вами не следят
Название этой главы взято с плаката, который Поли Стайрин, вокалистка X-Ray Spex, дала мне, когда я жил на Гюнтер-Гроув. Ее иногда забирали и отправляли в сумасшедший дом. Она вырывалась и всегда бежала прямиком ко мне. Однажды вечером за ней даже пришли на Гюнтер, так что Стайрин купила мне этот плакат, потому что он был типа уместен. Обожаю двойное отрицание. Очевидно, многим позже Курт Кобейн превратил эту идею в стихи песни. Может быть, он увидел этот плакат на фотографии моей тогдашней гостиной[257].
Чувство, исходившее от Поли, было и впрямь просто очаровательным – чудесным, от сумасшедшей! С тобой все в порядке, Поли! Это дерьмосистема, в которую она попала, была не в порядке. Стайрин казалась мне почти гениальной, реально – песни, да и все в ней было обалденно! Возможно, внутренне она и была очень подавлена, но внешне Поли производила впечатление компанейского, веселого человека. Да, она была очень веселой, пока за ней не приезжали скорая помощь и полиция. А в то время у меня дома было полно растаманов. Дон Леттс[258] и кое-кто из его команды тоже зашли потусоваться, так что они реально запаниковали. Они решили, что это полицейский рейд. Нет-нет, ребята, всего лишь бригада из психушки.
Мать Джона Грея была сумасшедшей. Мне она нравилась, но он ее стеснялся. Я думаю, что это было неправильно, потому что люди такие, какие они есть, и я всегда считал немного сумасшедших очень интересными. Они кажутся мне блестящей компанией. Эти люди смотрят на жизнь слегка иначе. Пусть на них две левые туфли, но две левые туфли – вполне нормально, если это все, что у тебя есть. Меня всегда вдохновляли люди, которые смотрят на жизнь иначе, поэтому безумие для меня – это не то, от чего нужно бежать. Находиться в обществе сумасшедшего – очень увлекательно. Если бы я работал в психиатрической лечебнице, это была бы лучшая работа в моей жизни. Сложно сказать, был бы я пациентом или врачом. Иногда это одно и то же, понимаете? Мне очень понравилась песня Пита Хэммила «The Institute of Mental Health Burning»[259]. Да, он горит!
Однако жизнь на Гюнтер-Гроув начинала меня угнетать. Мне было скучно, да и поднадоело все. Я чувствовал себя пойманным в ловушку – в ловушку собственного дома. Который уже не казался мне домом. К тому времени он превратился в пристанище всех бродяг и отбросов Лондона. Очень неудобно. У меня не было иного способа отключиться, кроме как запирать дверь и периодически уходить куда подальше.
Мартин Аткинс, который присоединился к нам в самом конце записи Metal Box – кажется, он играл только на одном треке, а также был нашим концертным барабанщиком, – очень рано понял, что все это меня душит. И это не клаустрофобия. Я стал заложником ситуации, которую сам же и создал. Он сказал: «Послушай, я живу в очень скучной квартире на Кенсал-Райз, – или где-то в этом роде. – Почему бы тебе не остановиться у меня на пару ночей, просто чтобы освободить голову от постоянного напряга?» Но я отказался. Хотелось бы мне поступить иначе, но я сделал так. Я очень настороженно отнесся к этой идее по нескольким причинам.