Sex Pistols. Гнев – это энергия: моя жизнь без купюр
Шрифт:
Когда Кит, наконец, спустился, о боже, с каким высокомерным презрением он отнесся к готовому материалу. Кит немного поиграл, а потом снова исчез, так что я продолжил работать с Ником и с ним же закончил альбом. Мы собрали звук на базе барабанных лупов и вокала, а затем я начал добавлять фортепиано, бас и саксофон. Вот что мы должны были сделать, чтобы довести все до конца. Вряд ли я мог бы назвать себя саксофонистом, но вот он тут, на Flowers Of Romance. Даже нехватку или отсутствие каких-либо возможностей можно превратить в полезный инструмент.
Я играю почти все, что есть на альбоме. Кит присоединялся ко мне совсем ненадолго и вел себя как кислая киска. Для меня на тот момент это было
Я буквально бурлил идеями, потому что был свободен! Перспектива провести полгода в Маунтджое – суровая реальность. И если бы обвинения были доказаны, я оказался бы там. И, смею заметить, ложные обвинения. Вся эта травма определенно нашла отражение в музыке.
Есть на альбоме песня под названием «Francis Massacre»[266], на которую особенно повлияла эта ситуация. Речь идет о записках, которые присылали мне заключенные из части тюрьмы с усиленным режимом, в надежде, что я смогу передать их людям на волю. Но это оказалось невозможно, так как меня предупредили, что обыщут, поэтому я вынужден был смыть их в сортир. Я не хотел рисковать. Одна записка была от парня по имени Фрэнсис Моран, о котором я и написал песню: «Сиди всю жизнь, Маунтджой – это весело». Песня была вдохновлена сочетанием всех этих событий.
«Francis Massacre», на мой взгляд, напрямую связана с «The Cowboy Song» со стороны B сингла «Public Image», в том смысле, что это еще один нойзовый набор всяких воплей и трещащих и клацающих звуков. И по сей день проигрыш этих вещей меня освежает, потому что я хорошо помню ситуации, в которые оказался тогда вовлечен, и для меня это стало лучшим их воплощением – кричащая тоска и какофония скрежета.
«Flowers Of Romance» – песня, которая представляет собой другую крайность. Я любил эту песню так же сильно, как люблю «Sun», вещь, которую я сделал более или менее самостоятельно для своего сольного альбома Psycho’s Path[267]. Это мои гимны, они написаны в беззаботном поп-формате, но, на мой взгляд, вписываются в тот же контекст, что и, скажем, «Life’s A Gas»[268] T. Rex, которая навсегда останется для меня путеводной звездой. Это мои версии гимнов фестивальной музыки, и все это восходит к одному живому концерту The Who, на котором я присутствовал, – концерту на крикетном стадионе «Овал» в 1971 г., когда на разогреве выступали The Faces[269] и Mott the Hoople. В перерыве между живыми выступлениями диджей Эйнсли Данбар – я любил его вещи, он был отличным диджеем – поставил «Life’s A Gas». Собравшаяся аудитория считала себя хардовыми рокерами, типа большое фи всему, что делал T. Rex, которого они называли продажным поп-трэшем, но песня их проняла. Потрясающе было слышать это через акустическую систему! Это просто открытая, счастливая вещь, как и мои «Flowers». Некоторые люди находят в них темноту. Ну, в музыкальном плане я кто-то вроде цыгана, мне нужно путешествовать.
«Four Enclosed Walls»[270] передают энергетику мусульманского призыва к молитве. В моей лирике я попытался отразить понимание того, что корни тех поступков, в которых обвиняются эти современные мученики за мусульманское дело, уходят в действия христианских крестоносцев. Столетия назад крестоносцы вторглись в их страну с религиозной чепухой, чтобы обосновать настоящую причину – грязные гребаные разрушения и воровство. Так что это долгий, непрерывный процесс. Вот как далеко восходит терроризм и вот
Мой голос на этой пластинке обладал удивительно глухим звуком, который доносился из каменных комнат «Таунхауса» и Манора. Звук мог быть очень четким, особенно с барабанами. Я всегда высоко ценил барабанный звук Led Zeppelin, поэтому, когда дело дошло до «Flowers», это было просто ура-ура, что получилось перебраться в этот район. Помню, я где-то читал, что «Зеппелины» записывали все отдельно, а Джон Бонэм играл на барабанах в своем каменном коттедже. Фантастика. Иногда сочинение песни не обязательно происходит в одной комнате в одно и то же время или даже на одном континенте.
Наверное, в тот момент я мог бы взять и разогнать группу, но я подумал: «Все в порядке, я вполне терпимо отношусь ко всему этому, потому что только что вырвался из тюрьмы!» Моя энергетика буквально била ключом. Мне кажется, пластинка получилась отличная. Она и по сей день приводит меня в трепет, когда я ее ставлю. Как ярко и свежо это звучало. Ничего подобного не было записано таким способом.
На обложке альбома мы представили Джаннет как участницу группы и поместили лучшее ее изображение. Она похожа на девушку, устроившую дерзкую вечеринку в Испании, с розой в зубах. Что-то из серии «англичане за границей».
Как группа, однако, мы не смогли поехать в тур, чтобы поддержать пластинку, которая все-таки вышла весной 1981 г. «Проблемно-концертная» сторона существования PiL зашла в Англии в окончательный тупик. Поэтому мы начали подумывать о том, чтобы играть где-нибудь подальше отсюда, просто чтобы уйти от смехотворных промоутеров, не желавших поддерживать нас из опасений беспорядков. Мы чувствовали себя так, словно нас вырезали, списали как ненужных. Поэтому, чтобы выжить, мы должны были мыслить нестандартно и держать PiL как этакую мобильную артиллерию.
Мы также пытались развить идею PiL как зонтичной организации, занимающейся разнообразной мультимедийной деятельностью, но всякий раз, когда мы упоминали об этом публично, это вызывало море негодования. Мы с Китом рассказывали об этом в паре телевизионных интервью в Нью-Йорке во время наших американских гастролей предыдущим летом – с Майклом Роузом, а затем с Томом Снайдером[272]. Эти люди реально доставили нам немало проблем. Мы говорили о том, что существуем за пределами системы чартов, в мире творчества, который не должен пресмыкаться ни перед одной корпорацией или организацией, и что нам наплевать на то, что мы не получим «Грэмми». Интервью с Томом Снайдером получилось особенно холодным.
Много лет спустя у меня появился шанс снова встретиться в эфире с Томом Снайдером. Мы чертовски хорошо поговорили, как во время самого интервью, так и после. Я назвал бы его настоящим другом. Он мне очень нравился. Том начал присылать мне все свои старые интервью и прочее, а также несколько чудных музыкальных вещей, а потом спустя пару лет он умер. Как ужасно, у нас были планы сделать что-то с Томом. До него реально «дошла» идея с зонтиком. Когда разговариваешь с такими ребятами, как он, понимаешь, что возраст не имеет значения, главное – идеи. Иногда нужно иметь ужасно много терпения, пока ситуация для тебя не изменится. Но когда ты молод, у тебя нет таких возможностей.