Сейф дьявола
Шрифт:
— Если хочешь, я попытаюсь найти в «Панораме» Магду, — сказала вдруг Лола. Заметив на его лице сомнение, она поспешила спросить: — А зачем бы ей говорить мне, что она там будет? От меня ей нечего таиться.
— Если бы Магда была в «Панораме», я бы наверняка ее там увидел, — слабо возразил он, потому что уже не был в этом уверен на сто процентов.
— Возможно, этот английский пижон заказал шампанское прямо в постель, — засмеялась Лола. — Туда ты не заглядывал, поскольку в это время вел приятную беседу с советником Фишером.
Майер внимательно посмотрел на девушку, испытывая легкое смущение. Ему и в голову не приходило,
— Ты права, — кивнул он. — Поехали?
В Бадене Майер остановился на площадке у колоннады. Когда они вышли из машины, музыканты как раз заиграли первые такты вальса Штрауса. Начинался концерт на открытом воздухе для гуляющих, открывавший курортный сезон.
Когда Майер с Лолой протиснулись к оркестровому павильону, репортер заметил важно прогуливавшегося советника Фишера в сопровождении молодого человека в полосатом пиджаке и светлых брюках. Глаза его закрывали темные очки, хотя в конце апреля солнечных лучей еще маловато.
— Это он, — прошептала Лола.
— Кто?
— Ну, тот англичанин, что был с Магдой.
7
Доктор Калах вертел в руках стеклянный тюбик с маленькими шариками.
— Копалин? — бормотал он удивленно, не в состоянии вспомнить, слышал ли когда-либо раньше об этом лекарстве. На упаковке вопреки обыкновению не был указан ни состав препарата, ни его назначение. Только семь больших черных букв на желтом фоне, а на крышке — адрес изготовителя.
Калах вытряхнул на ладонь желтое драже и бросил в рот. У лекарства был сладковатый апельсиновый вкус. Даже запивать не требовалось — так хорошо оно глоталось.
Препарат достал Ник Беер, который похвастался, что тоже его принимает как успокаивающее и средство для поддержания тонуса.
Михал Калах остался доволен действием лекарства. Кажется, это был самый лучший препарат из всех, какие он пил когда-либо для преодоления стрессовых состояний.
Он встал с кресла, прошел по мягкому ковру, поглощавшему звук шагов, к застекленному эркеру, приоткрыл окно, и в комнату ворвался свежий ветерок воскресного апрельского дня. Сквозь кроны деревьев, скрывавших виллу «Сюзанна», от недалекой колоннады доносились звуки вальса.
Калах высунулся из окна, любуясь живописным курортным городком, утопающим в зелени. «Какие мы, люди, все-таки странные существа», — подумал он, размышляя о своей судьбе. Еще два дня назад он был в полном отчаянии, оказавшись в руках наемных похитителей, связавших его и засунувших ему в рот кляп. Всего два дня назад он прощался со свободой и рисовал в воображении зарешеченную унылую камеру. Он дрожал при мысли о предстоящих суровых допросах, о которых беспрестанно говорили те двое.
Калах понимал, что за этим скрывается: одна из научно-исследовательских программ, в которой он принимал участие, была секретной. А этого достаточно, чтобы обвинить его в нарушении государственной тайны.
Лежа на заднем сиденье «шкоды», он прощался со своими иллюзиями, надеждами и амбициями. Прошлое было погребено, а на будущее не приходилось особенно надеяться, потому что его ждали годы работы без друзей, без Мирки.
И вдруг произошло чудо. Он не в Чехословакии и не за решеткой. Из окна просторной виллы открывается вид на живописный городок, Мирка в соседней комнате красит ногти, а завтра или в крайнем
В памяти невольно всплыл аргумент, который неделю назад приводил Ник Беер, объясняя невозможность его зачисления в Королевский медицинский институт. В его просьбе, мол, было отказано на основании результатов графологической экспертизы, которая охарактеризовала обладателя представленного почерка как человека неуравновешенного, не обладающего внутренней гармонией, склонного принимать ошибочные решения и делать поспешные выводы о своих сотрудниках, упорно стремящегося отстаивать только свои взгляды и способного выносить очень небольшие нагрузки.
Вспомнив, как покрасневший Беер, запинаясь, читал выводы экспертизы и охватившую его ярость, Калах засмеялся. Потому что, как потом выяснилось, все это оказалось чистым недоразумением.
Калах понимал, что такие вещи случаются, что и сам никогда не взял бы на работу человека с такой характеристикой, поэтому не мог согласиться с женой. А Мирка без конца задавала два мучивших ее вопроса: почему Ник не встречал их в Вене и почему так легко прошла ошибка с графологической экспертизой?
«Да, руководству Королевского медицинского института не мешало бы извиниться», — подумал Калах, но… главное, что место в Лондоне все-таки нашлось.
Он отвернулся от окна и, тщательно прикрыв его, направился к старинному письменному столу. Калах всегда мечтал иметь такой же и подумал теперь, что в одной из восьми комлат, которые ждут его в Лондоне, оборудует свой кабинет. И тогда вновь взойдет звезда «многообещающего таланта», как окрестила его критика после выхода книги «Коробка времени». Этот утопический роман в свое время быстро разошелся, был даже переиздан.
Доктор машинально сел за стол, погладил поверхность из настоящей кожи, открыл один из ящиков, нашел в нем стопку бумаги и вытащил несколько листов. Ему вдруг страстно захотелось начать писать прямо сейчас. Он давно вынашивал идею нового романа «Восстание землян».
Несколько минут Калах сидел неподвижно, впившись глазами в идеально чистый лист бумаги. Потом взял ручку и написал первую фразу: «На аэродроме царило хмурое утро. Где-то вдали тонко посвистывала какая-то птица. Одинокая фигура высокого, слегка сутулого мужчины медленно двигалась по бесконечному пространству. Длинная бледная тень делала ее еще более живописной и одинокой. Это был космонавт капитан…»
Он остановился, перечитал абзац и в душе порадовался. Ведь еще позавчера он был не способен сочинить ни одного связного предложения.
Калах настолько углубился в работу, что не услышал, как тихо открылась дверь и в комнату вошла жена.
— Ты пишешь? Интересно кому? — спросила она, когда он заметил ее и обернулся.
Достаточно было одного взгляда, чтобы понять, что она плакала. Мирка прижимала к груди смятый платочек, глаза ее опухли, она недоуменно смотрела на него, как будто застала за чем-то необычным. «Может, ее удивило, что я так спокоен и сосредоточен?» — подумал он и опустил голову.
Когда он вернулся из Хорна, то никак не мог успокоиться. Ночью бредил, метался на постели, вскрикивал. Все ему мешало, все его раздражало. Но теперь это состояние прошло. «Я справился с прошлым и начал жить будущим», — подумал Калах. Ему припомнился разговор с Миркой по возвращении из Хорна. Она требовала, чтобы они вернулись в Прагу. Но это все, к счастью, уже позади.