Сейф за картиной Коровина
Шрифт:
Джамиль сел на диван, и только сейчас Дайнека увидела, как ему досталось. Она принесла аптечку, вынула йод, бинты и пластырь. Затем сходила на кухню, принесла теплой воды.
Они сидели рядом. Дайнека промывала его раны, смазывала ссадины на лице, руках, спине и плечах. Сжав ее руку выше локтя, Джамиль посмотрел ей в лицо, его светлые глаза были полны грусти.
– Сиди спокойно. Я уже заканчиваю, – сказала Дайнека.
И спустя несколько минут действительно отложила аптечку. Улыбнувшись, снова протянула Джамилю цепочку с голубым сердцем.
Он взял брелок, не глядя, сунул в карман.
– Вчера,
У Дайнеки был еще один вопрос, на который она хотела бы получить честный ответ.
– Джамиль, скажи правду. Ту короткую фразу по электронной почте послал мне ты?
Джамиль заговорил бесцветным голосом:
– Я боялся за тебя, ты ввязалась в опасную игру. Тебя видел убийца, и он боится, потому что не знает, рассмотрела ты его или нет. Вот я и попросил Стаса отправить сообщение. Надеялся, предупреждение напугает тебя и ты остановишься. А теперь… теперь все стало гораздо сложнее. Получилось, что я втянул тебя в другую историю.
Он взял ее лицо в свои ладони и долго вглядывался, как будто старался запомнить. Добавил тихо:
– Прости меня.
Дайнеке стало не по себе, она встала, прошла в спальню. Что-то подсказывало ей – главные испытания еще впереди. Она гнала от себя эти мысли. Да и трудно было представить что-то ужасней того, что уже с ней случилось.
Спустя десять минут Дайнека вернулась в гостиную. Джамиль спал, уткнувшись в диванную подушку. Она подошла к окну. Солнечные лучи едва скользили по крыше дома, уже не попадая в каменный колодец. Детей во дворе не было. Розовая Роза с Юлечкой тоже ушли. Рыжий кот вылизывал себя, сидя на лавочке. Мимо нее, цепко держась друг за друга, семенила парочка стариков, муж и жена. Казалось, разомкни они руки, согнутые калачиком, – и ни один из них не удержался бы на ногах.
Эта трогательная парочка всегда была одета по моде семидесятых. Она – в зеленом кримпленовом платье, он – в сером поношенном пиджаке и коротковатых, но хорошо отутюженных брюках. На голове старика была надета соломенная шляпа. В руке старушки моталась сумочка.
Всякий раз, встречая их во дворе, Дайнека умилялась и с нежностью смотрела вслед, представляя себе, какую жизнь они прожили. Кем, например, был старик. Судя по неизменно присутствующему головному убору, он мог быть чиновником среднего ранга, не очень решительным, исполнительным и добросовестным. Но ей никогда не удавалось представить, кем была его жена. Наверное, потому что «оторвать» ее от мужа, даже гипотетически, не представлялось возможным.
Дайнека провожала их взглядом до тех пор, пока дверь подъезда не захлопнулась, едва не откусив зазевавшуюся сумочку. Потом отошла от окна и приблизилась к Джамилю. Вглядываясь в его лицо, пыталась представить, какое будущее ожидает их. И есть ли оно вообще. Будет ли их жизнь похожей на жизнь тех двоих, или уже завтра судьба растащит их в разные стороны, и ей останутся только воспоминания об этом любимом, отчаянном и красивом мужчине.
Тишотка внимательно наблюдал за хозяйкой. Потом, уже не надеясь привлечь внимание, опустил голову, вздохнул и лег у ее ног. Дайнека перевела взгляд на собаку. В доме находилось двое мужчин, которых нужно было кормить, и была только одна возможность сделать это.
Выбежав из квартиры, Дайнека быстрым
Пролетая вблизи мясного отдела, она услышала, как усатый мачо окликнул ее, спросив, будет ли она брать мясо. Естественно, она взяла.
Как обезьяна, на ходу Дайнека цепляла и закидывала в корзину все, что попадалось ей на глаза. У самой кассы удалось воспользоваться замешательством покупательницы и проскользнуть без очереди.
Наконец она примчалась домой. Вбежала в гостиную, уронила пакеты. Потом прислонилась к стене и заплакала.
Диван был пуст.
Джамиль ушел. Она знала, что ему некуда идти. Он ушел потому, что боялся принести ей несчастье. Он боялся не за себя, а за нее.
В тусклом вечернем свете что-то блеснуло. На столе, аккуратно расправленная, лежала золотая цепочка. Это все, что ей от него осталось.
Дайнека сжала пылающее синим светом сердце, и ей показалось, что оно, как живое, пульсирует в ее руке.
Глава 27
Смертельно опасная смесь
Память не хранит время. Она уничтожает его. Остаются только куски жизни, которые мы называем воспоминаниями. Они хранятся каждый в своем особенном уголке и, единожды определившись, остаются там навсегда.
То, что случилось много лет назад, часто кажется близким, а то, что было вчера – не сразу вспомнишь.
Дайнека вывела свою формулу, которая объясняла и регламентировала этот процесс. Все зависело от ощущения счастья или несчастья, которое она испытала. По этому признаку все события ее жизни распределялись по полюсам: счастливые ближе к плюсу, несчастливые – к минусу. А те, о которых и вспоминать нечего, застревали где-то посередине.
Теперь ей казалось, что все, связанное с Джамилем, произошло лишь для того, чтобы опровергнуть ее теорию. События разворачивались стремительно и бесцеремонно, и это был не тот случай, когда всему есть предел и мера. Все перепуталось. Счастье и потери, горе и любовь, все было перемешано, не поддавалось точному определению и уже не могло быть извлечено из памяти по отдельности.
Спасая себя от депрессии, Дайнека продолжала существовать по принципу: «Все проходит, пройдет и это». Она привыкла доверяться судьбе, и это доверие часто ее выручало, помогая сохранять равновесие в самых сложных и неблагополучных ситуациях. Жить сегодняшним днем, жить теперь и сейчас, вот что объясняло все и давало силы жить дальше.
Дело шло к полудню, когда Дайнека снова вошла в бирюзовый особняк. Ей было грустно от того, что и этот короткий промежуток жизни безвозвратно ушел, словно его и не было.
Стойка, за которой она простояла все это недолгое время, пустовала. Спрашивать было не у кого, да и незачем. Она и без того все здесь знала.
Заглянув в первый же кабинет, махнула рукой Ольге. Та в ответ постучала пальцем по часам, давая понять, что скоро обед и они смогут поболтать.
Дайнека шагала по коридору и скоро уже стояла у кабинета Воланда. Секретарши на месте не было, и она, стукнув несколько раз костяшками пальцев, шагнула в открытую дверь.