Сейф

1

– А я все делаю чинно, я же чиновник! – Виктор Павлович засмеялся и по-барски похлопал школьного приятеля по плечу. Приятель смущенно улыбнулся и опустил глаза, встретившись с нетерпящим возражений взглядом Виктора Павловича.

– Ну что ты, Игорёк, что приуныл? Официант, ещё нам водочки.

– Вить, да, я больше не буду.

– Ну-ну, поговори у меня, говорю пить, значит, будем пить! Время-то ещё детское, а завтра выходной.

Игорь неуверенно пожал плечами и пожалел, что вообще согласился на эту встречу. Не общались уже год или два. Последний раз созванивались, когда у Игоря родился сын. Виктор тогда сам набрал, поздравил и пожаловался на то, что их школьная дружба, когда-то казавшаяся обоим нерушимой, вдруг начала рушиться, как будто бы

между ними иссякло всякое доверие и вообще то, что держало приятелей вместе. А сколько их связывало! В школьные годы они были "не разлей вода". Вместе ходили на стрелки, вместе списывали, вместе любили одну и ту же девчонку, много говорили и размышляли. Вместе собирались поступать в один институт на инженерный факультет. И тут впервые их разлучила судьба, а вернее преподаватель по математике, который поставил Игорю пятерку, а Виктору посоветовал забыть о точных науках, поскольку его экзаменационная работа не дотягивала и до двойки. Поэтому Виктор пошел на юридический и теперь, глядя на ситуацию, спустя двадцать пять лет, он об этом нисколько не жалел, о чем и говорил без стеснения.

– Помогло ли тебе инженерное образование? – смеялся он. – В России инженеры не нужны, тут ценят в человеке настоящее, приобретенное не в учебниках, а в практике: разговорчивость, улыбку, способности договориться там, подсуетиться тут. Вот ты честно скажи, сколько зарабатываешь?

Игорь пожал плечами, помотал головой, как бы намекая, что не хочет говорить. Но Виктор не унимался. Он знал, что его друг такой слабенький, можно слегка надавить и будет результат. Тем более, что давить Виктор Павлович умел профессионально. На своей работе в министерстве, он только и делал, что давил, то на одного, то на другого, требуя мзду за разрешительные документы, которые выпускались непосредственно за его подписью.

Работа эта была нелегкой. Тут очень трудно было понять, с кем имеешь дело. В день, через кабинет Виктора Павловича проходила целая толпа народу. Каждый зашедший утверждал, что пришел от какого-нибудь старого и хорошего приятеля самого Виктора Павловича, называя впрочем, неизвестные ему фамилии и, часто прося об одолжении или услуге, которые выходили за рамки закона, нормативных актов и распоряжений. В таких случаях, Виктор Павлович боялся одновременно трёх вещей: упустить выгоду, сесть в тюрьму, нажить врагов. А потому отвечал коротко и ясно.

– Дело Ваше рассмотрим, о решении уведомим.

Вечером, после рабочего дня, Виктор Павлович, вызывал в кабинет молодую и смышленую секретаршу Светку и передавал ей записку, в которой были перечислены все посетители за день.

– Этим отказать, а этих пробить.

Последние везунчики, которых надо было "пробить", изучались на предмет родословной и связей и, если удавалось установить действительные пересечения с приятелями или клиентами Виктора Павловича, их вопрос оценивался в денежном эквиваленте и начинал решаться после стопроцентной предоплаты. На свершение этих процедур требовались железные нервы. Виктор Павлович чувствовал себя как король в смутные века. Слишком много претендентов было на его место. Ведь, хотя никто не ловил Виктора Павловича за руку, каждый знал, что он берет немаленькие взятки. Это и привлекало желающих жить по-человечески к участию в интригах. Поэтому, чтобы хоть как-то сберечься, Виктор Павлович стал прикармливать некоторых лиц из собственной службы безопасности, и очень скоро им была сформирована целая корневая система, питавшая его денежное древо. Деньги текли немаленькие, вместе с тем выше становилось и дерево, и чем больше плодов оно давало, тем больше требовало взамен. Через три года размер удобрений достиг пятидесяти процентов от всех полученных средств. Но и той оставшейся части с лихвой хватило на покупку и поддержание трех загородных вил для себя и двух дочерей, на две квартиры в Москве, и на три автомобиля. Все эти богатства де-юре принадлежали дочерям и жене Виктора Павловича, но де-факто он распоряжался этим имуществом самостоятельно.

Доходы Виктора Павловича росли пропорционально его уверенности в себе. Заняв должность

три года назад, когда он был еще просто Виктором, он действовал с необычайной осторожностью, что по своей неопытности отказывал даже тем, кому отказывать было нельзя. Это породило слухи о том, что Министерство встало поперек бизнеса и не даёт ему развиваться. Ропот дошел до самых верхов. Служащие начали коситься на Виктора, а тот, словно ничего не замечая, пытался осознать свое положение, и вдруг получил вызов от старого и дремучего чиновника – Аркадия Владимировича, по кличке "Дед". Виктора Павловича уведомили, что Дед ждет его в своем кабинете для дружеской беседы. Об Аркадии Владимировиче ходили легенды. В министерстве не было такого чиновника, кто бы пришел на службу раньше, чем он. Это был самый настоящий антиквариат, кладезь мудрости и опыта, накопленного в недрах ЦК КПСС чуть ли не с момента его основания. Говорят, Аркадий Владимирович не застал разве что Царя, а если и застал, то младенцем.

Виктор, как и полагается, долго готовился к такой встрече. Распотрошив шкаф, он достал самый лучший костюм и приказал жене утюжить его так, чтобы на нем не осталось места ни для единой складочки. Галстук сменялся один за другим в поисках нейтрального решения – красные оттенки казались вызывающими, черный цвет траурным, и, в конце концов, Виктор сошелся на темно-синем, ничем не примечательном украшении, гордо повисшем на толстой шее.

Виктор по-всякому представлял разговор, но в итоге все произошло именно так, как и произошло.

Дед не церемонился, а сразу начал с разбора полетов. Кивнул Виктору на место за языком стола, сам развалился в огромном кожаном кресле, о котором говорили, будто оно было куплено сразу после развала советского союза и с того времени не менялось, а лишь ежегодно обтягивалось новой кожей. Это же касалось и остальной мебели, и даже некоторых канцелярских и прочих предметов чиновничьего быта. Так что, войдя в кабинет Аркадия Владимировича, можно было ощутить себя в паноптикуме.

– Ты что творишь? А? – сложив треугольником густые брови, спросил Дед. Половина его лица была спрятана за большими очками с толстыми диоптриями, которые делали глаза Деда огромными. В них Виктор смотрел со страхом и обожанием, словно перед ним сидел кумир, о встрече с которым он давным-давно мечтал.

– Ты что же, фраерок, творишь? – спросил Дед еще раз и замолчал, заставляя Виктора нервничать. Он почувствовал, как дедовский рентген ковыряет в его душе, пытаясь определить всю подноготную молодого чиновника. Со страхом и трепетом Виктор ожидал вердикт. Лицо деда застыло в угрожающей маске, но спустя полминуты расслабилось, морщинки на толстом лбу разгладились и весь он пришел в добродушное настроение.

– Вижу, ты по неопытности воду мутишь, а так парень наш. Верно?

– Так точно, – ответил Виктор, восприняв слова Деда, как зелёный свет для своей дальнейшей карьеры.

– Я тебе один раз коротко и ясно объясню, а ты, если не тупой запомнишь. Вот есть механизм – Министерство, у него есть элементы, в нашем случае это мы, понял?

– Понял, – быстро ответил Виктор, а тот продолжил философским тоном, словно Сократ, раскрывающий перед Платоном тайны мироздания.

– Чтобы механизм не заржавел, элементы его надо смазывать маслом, в нашем случае деньгами. Понял?

– Понял.

– А механизм большой, государство масла на всех не напасется, понял?

– Понял.

– Так что, ты там смазывайся как-нибудь аккуратненько и не спеша, да не забывай маслом делиться с механизмами постарше, иначе все заржавеем, и механизм клина словит, понял?

– Понял, – ответил Виктор и не смог сдержать улыбку от того, что сам Дед раскрывал перед ним секреты чиновничьего мастерства. И как ловко он сравнивает министерство с механизмом, себя с элементом. И впрямь, думал Виктор, все мы есть элементы единой могучей системы под названием Родина, и мы просто не имеем права дать ей, как подметил Аркадий Владимирович – заржаветь. Ни в коем случае. Будем смазываться, будем смазываться обильно, так чтобы масло текло во все стороны, когда наш могучий механизм работает.