Сгусток Отроков
Шрифт:
— Вы там как?
— В процессе, Нэл! Телу нужно умыться.
Ясно…
Пол, стены и стол — также проецируют интерактивные голограммы.
— Единство, эффект снежной долины. Весь дом.
Окружение окунулось в белый оттенок. Сугробики, садик со снегом, медленные хлопья снежинок, летящие вдоль стен-потолка. Чуть прохладнее. То, что нужно, дабы протрезветь Гене с Антохой. Фатиху, походу, и так хорошо… Обещал не пить больше шести и рюмашки — сдержал обещание. А для него это — как слону дробина. Уже трезвый… Походу, только воду глушил с тех пор, как я уснул в своей спальне.
А не уснуть после шоковой терапии, для реабилитации
Этот парень до сих пор преследует. Сейчас гигантское копыто стоит прямиком между кроватью на втором этаже и душом на первом, где приводят в себя Антоху. Сквозь стены видеть, конечно, забавно… Но стремно. Об этом эффекте в открытую высказался Доктору Кате — сказала: не страшно, проекция памятия нормалей и карт от Единства и его пространственного анализа, такое возможно. Картинку достраивает мозг, ориентируясь на звуки, запах и прочие чувства, по сути, я не вижу сквозь стены, а «представляю» себе все «слишком реально на пару с Единством».
Как скажешь, Баб Кать, как скажешь.
Но Минотавр, задравший копыто и устремившийся подальше от дома прочь, в сторону скал — это загадка, которая тревожит все сильней и сильней. Глюки должны ж проходить, рано иль поздно… И почему Минотавр?
Вдох. Выдох… Глоток молока.
Стены материализовались обратно. Минотавр из виду сгинул.
— Кушать подано, господа, садитесь жрать пожалуйста!
— Я… Мы через минуты, Нэл!
— Рад слышать, что ты в добром здравии, Тоныч!
— Ага… В добром… Сейчас подойдем.
* * *
— О, Кристина, возлюбленная моя,
Твой голос слаще трелей соловья.
Твои глаза сияют, как звезды в ночи,
А улыбка затмевает все лучи!
Петь я не умею. Стараюсь, конечно, стихотворение вот написал при помощи Единства, музыку с ним же и ребятами накидали за вечер. Пою, а мысли все о другом. О чем угодно, кроме романтики. Петь шторкам, наскоро заученный текст… «Обряд» так «Обряд».
— Я пою тебе серенаду под твоим окном,
Надеясь, что мой голос покажется сном.
Я спою тебе о любви, что в сердце моем,
И о том, как дорожу временем, когда мы вдвоем.
Гена уже давно неплохо так научился играть на старинном Сазе, найденном в Бахчисарайском музее. Интересно, что в Турции сазом называли два сходных инструмента: «багълама» и «джура». Разница в том, что первый — большой саз с семью струнами, а второй — маленький саз с шестью. Генка сейчас вместе со мной под под окнами двухэтажного персикового здания, где таится невеста за шторками, аккомпанирует мне именно на «багъламе» — «припев песни» на крымскотатарском.
—
Твое тело прекрасно, как античный храм.
Ты — воплощение грации и красоты,
Моя мечта, моя радость, мои все мечты.
Желание невесты — закон. Просила романсы с выкупом — и вот, я тут, пою… Сам же сказала ей выбирать эти ритуалы с обрядами… Чувствую себя дураком. Пою, пою… Душу в музыку вкладывать — не про меня. Генки стезя… Красивый, кстати, инструмент у него все-таки. Саз, инкрустированный перламутром и белой костью, корпус которого выполнен из соснового дерева размером почти в метр. Часто про него трындел, нахваливал. «Особенный» — как он его всегда называет.
Как он там говорил: «Имеет богатую историю, восходящую к девятнадцатому веку. В инвентарной книге этот предмет записан как „багълама, куплен у жителя города Бахчисарая Исмаила Темиркая перед Второй Мировой“. А тому багълама досталась от князя Мамуд бея Кунталова, жившего за сто лет до этого.»
И вот уж теперь, спустя три столетия, служит нам все с той же целью. И служит на удивление складно, исправно.
— Я буду петь тебе каждую ночь,
Даже уплыв подальше во тьму — прочь.
И мы вместе встретим рассвет,
И наша любовь будет длиться множество лет.
Гена искусно управляется с плектром из коры вишневого дерева, защипывая все струны одновременно. Постоянный гармонический фон. Еще бы я в эти гармонии попадал… Звук чистый, звонкий и вместе с тем мягкий. Зачастую, в былые времена, играли исполнители исторических сказаний и лирических песен о любви — ашыки. С помощью саза поэты выражали свои чувства, переживания: радость, печаль, любовь.
Получается, нынче я — ашык?
— О, Кристина, моя любовь, моя жизнь,
Буду вечно предан тебе, моя невеста.
Твоя улыбка — мой маяк в темноте,
Твоя любовь — мое счастье, моя судьба.
На верхней веранде показались две подружки невесты. Эли и Паула кончиками пальцев заботливо растянули голубой полупрозрачный платок, за которым скрывается Кристи.
Сквозь тонкую ткань проступал силуэт. Медленно, словно расцветающий цветок, она вышла из-под платка, обрамленная мягким светом солнца в зените.
Вот это да… Настолько обворожительной и утонченной свою милую еще не видал.
Ее наряд, как из сказки — платье из тончайшего шелка, напоминает лепестки роз, плавно обволакивающих фигуру, под конец распускаясь в нежных складках к ногам. Благородный персиковый оттенок дополняется изысканным серебристым узором. Россыпь звезд на ночном небе — не иначе.