Сгусток Отроков
Шрифт:
— Напоминает конвой, отец. Тот, что из фильмов про заключенных или…
— Конвой и есть. Скорее всего, это рабы на продажу.
— Твою ж… И мы это стерпим?
— С волками жить…
— То есть, возглавляющие и замыкающие цепочку десятка человек в капюшонах и длинных одинаковых серых накидках — охранники?
— И торговцы, надзиратели… Как тебе угодно.
— Даже мысль не посетила. Они слишком…
— Покорные? Да, сын. И тихие. Вот этого я тоже — не понимаю. Но — это их мир. Не наш. И пообещай мне —
— Конечно. Я похож на дегенерата?
— Нет. Но мир меняет людей.
— Я меняю мир, Отец. И не будет иначе. Затем мы и отчаливаем.
— Ты уверен, что справишься?
— Подмять под себя тех, кто будет в мифической «Утопии», и перекроить строй, начать исследования? Да раз плюнуть. С этой Штукой…
— Тише! Я же сказал: не светиться.
— Да я просто…
— Вот затем я тебя и щипал, сынок! Заносит тебя очень часто, слишком много нахальства. И самоуверенности. Иногда переходящей границы.
— Понял я, понял. Не гунди.
— Не гундю. Просто — береги себя.
— Пойдешь общаться со «старцами»?
— Прогуляюсь. Интересно посмотреть, насколько продвинулись люди сами, без бывших военных баз и исследовательских институтов с базой знаний и Единства. В конце-концов, есть тут и те, кто со мной в ходки пускался по Пустоши, есть и те, кого оттуда достал… Из поселений, что основал в свое время брат Зевс.
— Все еще думаю, мог мне и раньше об этом рассказать, а не тихой сапой меня водить сюда из года в год, как на вечеринку и празднество: «на народ посмотреть, себя показать, традиции новые чтить»…
— А тебе было бы интересно услышать о прошлом своего старика?
Да у него на лице и правда читается удивление!
— Отец… Я же твой сын. Конечно! Любопытство, знаешь, оно у нас — семейное.
— Я не хотел. Да и не подумал, если честно, что тебе это все нужно знать. Жил бы тихо и мирно…
— Отец!
— Все, все. Молчу… Пойду я, пожалуй. А ты как обычно?
— Да, прошвырнусь по торговцам да лавкам. До ночи со жребием и отправки под утро — надо запасов набрать.
— Кристина с тобой?
— Нет, договорились, что вместе с Антоном и остальными будет лагерь обустраивать, за мелкими следить-выгуливать. Ну и все в таком духе.
— Свободу дала женушка?
— Я и не был скован. Просто разделили обязанности.
— Смотри, не потеряйся, на красавиц иных не прельщайся…
— Твоя присказка все не меняется, Отец.
— Что-то в этом мире должно оставаться неизменным, Сынок. Или кто-то. Пусть это буду я. А ты собирайся с духом и корежь мир, как вздумается. Один только в проказы не попади, штаны не спусти, бухла не залей, гусей не брей…
— Про гусей — все так и не пойму… К чему это ты?
— А… Не важно. Это я так. Главное: первая часть про проказы.
— Без проказ. И не один я пойду.
— А… Фатих… Помню, помню парнишку. Как тебе сказать, не выбирался…
— Что это значит?
— Ну, наверное да. Ты прав. Хотя — что называть «молодостью»…
— Ну, с моего возраста, это имел ввиду.
— Да, да… Наверное, да. Знаешь — под старость время уже как-то расплывчато, стекается в единое целое, путается…
— Все, иди давай, старый пердун! Мы так с тобой до вечера не разойдемся.
— Иду, иду… Молчу, молчу… О, Мага, Катя! Прогуляемся?
Отец ухмыльнулся, покачав головой и что-то себе приговаривая себе под нос, подхватил под руку дуэт из старцев и скрылся с ними в толпе.
Внезапно. Славный малый Даг остался растерянно смотреть им вслед.
— Нэл!
О, вот и Фатих доковылял.
— Сумку походную с провиантами сбросил, я готов!
— Давай и парня захватим? А то он тут совсем один, без Бабушки своей неуютно, должно быть…
— Да, как скажешь. Он не из разговорчивых, да?
— Ну… В последнее время уже лучше в плане построения фраз. После той Симуляции.
— Понятно. Как его там, Даг?
— Ага…
— Эй, Даг, чувачок! Айда с нами!
Простодушный и открытый Даг в своем сельском наряде улыбнулся и закивал.
— Нэл! Фата! Конечно! Да! Да!
Что ж. Пора угощений. Ребятам должно это понравиться.
— Знаю я одну кочевую лавку, где жарят отменный…
* * *
Вода. Тихий плеск воды и перешептывания наблюдающих.
Прохлада. Впервые за долгое время ощущаю ласковый ветерок и приятные мурашки по коже, спасибо холодной воде водохранилища.
Путь в центр Озера Пашни по платформе и затем наверх по мостику к нашей «Воронке Жребия» сопровождается общим бессвязным напевом из «Гуканья» и «Гоконья». А мелодия держится при этом крайне четкая.
И все ее повторяют. Уже много лет.
Вот уже взбираемся вверх, по узкой лестнице.
Высоко. Крайне высоко.
С наступлением сумерек людская масса, стянувшись к Озеру Пашни, практически окружила возвышающиеся над водой Воронки Жребия.
Все оставшиеся внизу люди превратились в крохотных жучков, еле видных в тусклом свете.
Гул и пение утихают, становятся тише и тише… Но не прекращаются.
Лишь для нас, «добровольцев», уходящих все выше и выше от их бренного уровня, звуки заменяются на громкий шум от потоков воды.