Шаг сквозь туман
Шрифт:
и это было правдой. Для всех в этом времени я была Светланой Гольц.
– Светлана, так Светлана. Только сдаётся мне, что зовут тебя иначе. Да бог с
тобой, не хочешь говорить и не надо! Кажется мне, что встречала я тебя
раньше. Что-то знакомое. Слушай, кажись, я поняла, на ту художницу ты, как
две капли воды, похожа. Случайно не сродственницы? Да что это я? Откель
знать тебе, коль не виделись вы ни разу. Да и откуда? Тебе, чать, лет
двадцать,
в помине не было. А похожа ты на неё, аж жуть берёт. Если бы не прошло
почти двадцать лет с тех пор, то и я бы подумала, что встретила ту
художницу снова. Странные твои дела, господи!
Ну ладно, пошли, чего лясы точить. Нам ещё и обратно успеть надоть.
Сейчас темнеет рано. Смотри, Васька мордой закрутил. Чует, зараза этакая,
что скоро придём, а там ему сметанки отвалят чуток. Вот он и ждёт, не
дождётся, когда дойдём. Сейчас соскочит, сам побежит, не терпится ему
лакомства отведать. Пущай бежит, кум хоть заранее узнает, что я иду.
Действительно кот спрыгнул на снег и, посмотрев на хозяйку, дождался
разрешающего кивка и побежал к деревне.
Вскоре мы подошли к довольно большой избе, из трубы которой вился
дымок.
– Нам туда, - указала рукой старушка, - давай, не бойся. Кум у меня мужик
добрый. Примет, накормит.
Мы уже отряхивали снег с валенок, когда из избы вышел мужчина средних
лет в накинутом на плечи полушубке.
– Кума, рад тебя видеть, проходи! А это кто с тобой?
Договорить он не успел, лицо у него вытянулось:
– Светка, что ли? Ну, точно, она, художница, мгновенно сориентировался
Пётр.
– Но как? Дай вспомню, когда последний раз её видал. Ну да, году в
восемнадцатом. Я тогда молодой был, на её подругу Клавку заглядывался,
но ничего у меня не вышло тогда. А ты не изменилась, всё такая же молодая.
– Слышь, Пётр, чего гостей на холоде держишь? – Аглая прервала своего
кума, - веди в дом давай!
– Да ладно, чего шуметь! Заходьте, - Пётр приоткрыл дверь, пропуская нас
внутрь.
В избе было тепло. Мы прошли в комнату и сели за стол, на котором вскоре
появилась ароматная жареная картошка с салом.
Аглая изумленно посмотрела на кума, словно спрашивая, когда это он успел
нажарить. Пётр объяснил, когда в доме появился кот, понял, что кума на
подходе, вот и расстарался.
На столе оказались и огурчики, и капуста, а центральное место заняла
литровая бутыль с желтоватой жидкостью. Кажется, я догадывалась, что в
ней.
– За
– Светка, ты пила ли когда такое?
– поинтересовалась Аглая.
– Приходилось,- развеяла я её сомнения.
– Ну, вздрогнули, - Пётр первым осушил свой стакан, а за ним и мы. Тепло
обожгло желудок, и приятная истома ударила в голову.
– Жизнь удалась,- подумала я, нацеливаясь на вторую порцию горячительного
напитка.
Впрочем, увлекаться не стоит. Завтра голова болеть будет, а мне так много
следует узнать: кто же был в гостях у Петра и Аглаи двадцать лет назад. И
кто такая Клавдия? Поэтому я отказалась от третьего тоста и решила тут же,
не вставая от стола, всё и разузнать. Пётр, приняв и третий стакан, правда, не
полный, стал разговорчивым и вот, что он поведал:
– Случилось это толи в восемнадцатом, толи в девятнадцатом году, точно уж
и не припомню. У нас тогда было неспокойно. Недавно закончилась
Гражданская война, и в деревню наведывались то белые, то красные, иногда
появлялись бывшие владельцы усадьбы, той, что неподалёку от Ивановки. И
всем им было что-то нужно! Как-то ноябрьской ночью я услышал стук в
окно. Больно уж вставать не хотелось, но чем чёрт не шутит, пальнут вдруг
или ещё хуже, дом подпалят. Подойдя к окошку и приоткрыв занавеску,
увидел троих, одного мужчину и двух женщин. Было заметно, что одной из
женщин нездоровится. Решив, что особой беды от них, не будет, открыл
дверь. Выяснилось, пробираются в Москву, а в дороге одна из женщин
приболела. Я пустил их переночевать, а утром мы увидели, что Светлане, так
больную-то и звали, стало совсем худо: она не могла встать с постели. Я
потрогал её лоб и понял, что дело плохо.
– Вы можете помочь нашей подруге?
– спросила вторая женщина, Клавдия.
– Я точно не смогу, но моя кума может попытаться,- ответил я.
– Умоляем вас, спасите её! Мы заплатим, - и мужчина протянул мне брошку,
как он объяснил, очень дорогую.
– Сейчас принесу, покажу.
Пётр поднялся и, пошатываясь, скрылся в соседней комнате. Вскоре он
появился, бережно прижимая к груди небольшую коробочку, и тут мне
показалось, что я эту коробочку уже где-то видела.
– Вот, глянь, - и Пётр протянул мне брошку. Это была ветка ландыша -
зелёные изумрудные листья и бриллиантовые цветы украшали платиновый
стебель. Боже, так это же моя брошь, я её купила когда-то в Лондоне!