Шаг вперёд, два шага назад
Шрифт:
— Слушай, но мне Жанна перед Новым годом говорила, что она встречается с Лилякиным. Я не знаю, тот же, или это его брат или отец? — осторожно сказала я.
— Он. Бросила его твоя Жанка, призналась ему, что любит другого и забыть не может. А я подхватила и утешила.
— Хм, — не нашлась я что сказать на всё это. — Ладно, вы люди взрослые, разберётесь. Во сколько твоя конференция начинается?
Когда повесила трубку, задумалась над услышанным. Я знаю только одну сильную любовь Жанны. Неужели она так по нему сохнет, что решила не
На конференции я встретила цветущую Марго Рябушинскую. Она была в необычайно приподнятом настроении, чего нельзя было не заметить. В перерыве я подошла поздороваться. Она отвела меня в сторону и спросила, известно ли, кто её подслушивал и звонил от её имени.
— Да. Это покойный Леонов, — сообщила я.
Она бросила на меня быстрый взгляд, но решила не развивать тему.
— С покойников не спросишь. Пусть покоится с миром. У меня чудесные, прекрасные новости! Мне не терпится поделиться с ними со всеми.
— Да? — заинтересовалась я. — И какие же?
— Ты не представляешь, Анечка. Ольге пришло письмо из детского дома. Туда попал мальчик, наш родственник. Седьмая вода на киселе, долго рассказывать, от моего троюродного племянника внебрачный сын. Племянник тот давно уехал в Америку, потом возвращался, потом снова куда-то уехал… Давно о нём ничего не было слышно. Мать у мальчика умерла, её мать, престарелая бабка, ей самой уход нужен, не могла о нём заботиться и сдала в детдом. Но продолжала искать его родственников, вдруг кто сжалится и возьмёт к себе мальчишечку.
По этому «мальчишечке» мне было уже всё понятно, и я внутренне улыбнулась, наш план с чудовищем удался. Но продолжала слушать как ни в чём не бывало, вставляя только охи, ахи и «Да вы что?!».
— Каким-то образом вышла она на Ольгу, прислала ей письмо со всей историей и фото мальчика. Ты даже представить не можешь, до чего он похож на Василисушку. Одно лицо! Даже экспертизу делать не надо — наша кровь!
Я подумала про себя, а может и правда так, кто разберёт эти причуды судьбы. Может, сами того не зная, и нашли их дальнего родственника.
— Оля сразу за ним поехала и привезла. И мне позвонила, — Марго скромно, но счастливо улыбнулась. — Ей одной с мальчиком не справиться. Надо его в школу определять, в секции водить, в музыкальную школу. С психологом сколько работы ещё. Ольга сейчас все детские магазины сносит, как с ума сошла, — и она улыбнулась.
— То есть вы с Ольгой помирились? — улыбнулась я довольно.
— Да, — кокетливо кивнула она седой головой. — Мы, наверное, к ней переедем. Я ей помогать буду. А кто лучше откормит мальчишечку чем моя Надежда? Мне-то мало что надо было, а она стряпать любит. Видная стряпуха была когда-то. Сейчас отрывается, пироги каждый день, торты, голубцы, манты. Эх, не жизнь — малина!
— Я очень рада за вас, — сжала я ей руку. — Счастлива слышать такие новости. И за Ольгу тоже. Её энергию да в мирное русло.
Мы простились,
— Алекс! Алекс! — кричала я радостно в трубку. — Наш план с Ерошкиной и Марго удался! Мальчика взяли, сёстры помирились, все счастливы и хэппи-енд.
— Хорошо, — прошипел надсадно Алекс. — Я рад.
— Что с тобой? — встревожилась я. — Что у тебя происходит?
— Ничего… я занят… потом перезвоню, — выдавливал он из себя.
— Тебе плохо? — испугалась я.
— Нормально… чёрт… Аня, я потом перезвоню, когда пулю выну. Ладно?
— Где ты?! — вскричала я.
— На квартире. Не приезжай… на мне как на собаке… всё хорошо будет…
Он отключился, а я заметалась. Обещала Нинке что помогу, да и чудовище как-то и до меня со всем справлялся. Если бы ему была нужна помощь, он бы попросил. Но как мне сидеть и ждать, когда я знаю, что ему плохо? Я сорвалась и поехала. Была очень осторожна и вела себя, как он учил.
Открыла дверь своим ключом и сразу крикнула, чтобы он не пугался:
— Алекс! Это я.
Я бегом прошла в комнату. Он лежал на диване, вокруг куча окровавленных тряпок, что у меня аж глаз задергался. Одна тряпка, набухшая от крови, была им прижата к животу. Одновременно он держал в руке иглу с ниткой и пытался себя заштопать. Выглядел он не очень, но явно не умирал. Пот струился по лбу, глаза были мутными, но слегка. Он рассердился, увидев меня:
— Зачем пришла? Сказал же, не приходи!
— Для чего тогда человеку друзья? — я взяла себя в руки, хотя от вида и запаха крови у меня кружилась голова. Прошла, села к нему на край дивана: — Говори что делать!
Я взяла у него из руки хирургическую иголку с ниткой. Когда он здесь завёл аптечку со всеми хирургическими инструментами, я надеялась, что они никогда не пригодятся. Опустив глаза, я увидела рядом с окровавленными тряпками тарелку, на которой лежали две вынутые пули. Я закатила глаза, чтобы он не видел.
— Для начала подай мне флягу, — попросил он.
— Может, сначала, кровь остановим?
— Нет, делай как я говорю.
— Хорошо.
Я встала, подошла к бару, куда он указал, достала оттуда его флягу, принесла.
Он отпил большой глоток, потом отлепил тряпку от живота — и вот тут-то я собралась упасть в обморок, зияющая рана была ужасной. Он щедро полил всё это содержимым фляжки. Поморщился, откинул голову и сказал:
— Зашивай.
Легко сказать. Я, конечно, была полна решимости и желания помочь, но никогда с огнестрельными ранениями не сталкивалась. Да и вообще роль медсестры играть не доводилось. Руки затряслись, но я мысленно себе приказала сосредоточиться на главном. Взяв себя в руки, я решительно вонзила иглу в кожу и поморщилась. Скрепила края раны и натянула нитку, посмотрела на Алекса. Он слегка поморщился, но молчал, и я продолжила. Когда закончила, обрезала нити.