Шалость
Шрифт:
На все эти возражения г-н де Ла Миньер пожал плечами и вернулся к своей любимой теме. Разве можно знать, что прячет сердце девушки, и разве огонь страсти не тлеет тайно в ее теле? Благоразумнее всего было бы постараться найти ей мужа, который позаботится о том, чтобы использовать этот огонь, ибо в каждой из девушек, на самой глубине сердца, непременно есть искра. Позднее, если усилий мужа будет недостаточно, ему помогут любовники. Г-н де Вердло может вполне довериться совету г-на де Ла Миньера. Девушек вообще нужно выдавать замуж, и Анна-Клод должна подвергнуться общей участи. В Вернонсе и среди окрестного дворянства нет недостатка в женихах. Разве не имеется в округе всегда обитаемых замков: г-на де Вильбаза в Монкрэ, г-на де Нодрей в Лузе, г-д Барбэза и де Вераля в Валь-Контене, г-на де Шаландра в От-Мотт? Всюду с радостью примут г-на де Вердло и очаровательную Анну-Клод де Фреваль.
При имени де Шаландра г-н де Вердло поморщился. В письмах г-жи де Морамбер, помнится, уже упоминалось о дворянине с этим именем, который, будучи связан дружбой с г-ном де Шомюзи и являясь родственником г-жи де Грамадэк, играл роль посредника при помещении маленькой Анны-Клод де Фреваль в монастырь Вандмон. Если верить г-же де Грамадэк, этот Шаландр был человеком весьма невысоких нравственных качеств, поддерживавший
Конечно, ему было бы весьма приятно занять место рядом с этой воплощенной юностью и увезти ее с собой, но на этот раз он удовольствовался Мыслью о том, что если г-н де Вердло и имеет в Анне-Клод Де Фреваль очаровательное зрелище для глаз, ему оно несомненно доставит в будущем и скуку, и заботы. Какой смысл держать возле себя семнадцатилетнюю девушку, в особенности когда от нее нет иной пользы, кроме любования со стороны? С этими вполне справедливыми, хотя и ворчливыми мыслями г-н де Ла Миньер пустился в обратный путь.
Как только карета выехала с замкового двора, Аркенен запер ворота тяжелыми засовами, так как день уже склонялся к вечеру.
О брачных делах говорили, впрочем, не только в замке. Им уделялось также большое внимание в конюшнях и на кухне. Кучером у г-на де Ла Миньера служил некто Бигордон, уроженец Бургвуазина, откуда Аркенен некогда взял жену. Эта женщина оказалась самой несносной и самой сварливой из кумушек. Аркенен, отчаявшись исправить ее характер оплеухами и палкой, решил покинуть поле сражения и поступил на военную службу. С тех пор он совершенно не думал о своей бывшей супруге и мирно жил в Эспиньоле, где несколько месяцев тому назад узнал от бродячего торговца, что его жены уже нет в живых.
Бигордон, кучер г-на де Ла Миньера, только что подтвердил, что Аркенен может считать себя навсегда свободным от этой ведьмы. Беспутная женщина закончила свою жизнь, и он может в этом убедиться, если съездит в деревушку Шазардери, до которой от Бургвуазина немногим больше восьми лье по направлению к Сен-Рарэ. Этот разговор не ускользнул от внимания Гоготты Бишлон, которая потребовала со слезами на глазах, чтобы Аркенен тотчас же предпринял путешествие в Шазардери. Она уже видела исполнение всех своих желаний, уже стала в мечтах госпожой Аркенен и окончательно поселилась в Эспиньоле возле девицы де Фреваль.
Она так хорошо сумела убедить Аркенена, что он, польщенный ее настойчивостью, отправился к г-ну де Вердло просить у него позволения отлучиться на несколько дней для поездки в Бургвуазин и в Шазардери, чтобы убедиться окончательно и надлежащим образом в своем вдовстве, после чего ему остается только подумать о счастье влюбленной в него Гоготты Бишлон. Эта просьба не встретила возражения у г-на де Вердло, который видел в ней средство сохранить при Анне-Клод служанку, в преданности которой нельзя было сомневаться и услуги которой были ей приятны; поэтому было решено, что Аркенен отправится в дорогу, когда ему будет удобно, и что он поскачет самым скорым аллюром в Шазардери, дабы удостовериться в истинности слов г-на Бигордона, который клялся всеми богами, что никогда в жизни не говорил неправды. Итак, в назначенный день Аркенен вывел из конюшни лучшую лошадь г-на де Вердло, вскочил в седло и исчез, посылая воздушный поцелуй Гоготте Бишлон, которая вышла в нижней юбке и ночном чепчике присутствовать при его отъезде.
III
Из пяти садовников, на обязанности которых лежало поддерживать в Эспиньоле цветники и огороды, наибольшим уважением г-на де Вердло пользовался Филипп Куаффар. Этот Куаффар, совсем недавно поступивший на службу к г-ну де Вердло, очень быстро заслужил его полное доверие. Он особенно был искусен в выращивании овощей и душистых фруктов. У него было множество рецептов относительно выращивания семян, пересаживания, стрижки деревьев, прививок и очистки сучьев. Кроме того, он являлся превосходным знатоком цветов. Совершенно невозможно было допытаться, где Куаффар накопил эти знания, потому что он был весьма молчалив и ни слова не говорил о своем прошлом. В один прекрасный день он явился в Эспиньоль, и г-н де Вердло нанял его на место старого Пьера Про, умершего от колик, которые высушили и скрутили его, как виноградную лозу. Куаффар был старательным стариком, высокого роста, с круглым лицом и отвислыми щеками, между которыми торчал чрезвычайно заостренный нос. По одной из его щек шла широкая царапина. Он слегка прихрамывал. Где же бедняга Куаффар получил эти неприятные украшения, без которых он не представлял бы ничего замечательного? Ему могло быть около шестидесяти лет. От него ничего нельзя было добиться о прежних занятиях. Он говорил только, что все время находился в деревне, но при таком образе жизни у него не было бы случая получить шрам на щеке. Кто же делается хромым только потому, что сажал салат или подпирал тычинками сахарный горох? Не были ли его шрам и прихрамывание следствием какого-либо приключения или ссоры? Когда ему намекали на это, Куаффар отвечал странной улыбкой и потиранием рук. Этот жест так же, как и отмалчивание Куаффара, вместе с благоволением к нему г-на де Вердло выводили из себя Аркенена. Куаффар и он ненавидели друг друга. У Куаффара была и другая странность. Если он ненавидел Аркенена, то равным образом ненавидел и свое ремесло, хотя знал его в совершенстве. Копать землю, полоть траву, сеять, сажать, подрезывать, убирать урожай — все это казалось ему низкой, отпугивающей, нелепой работой, о которой он не говорил иначе как с крайним отвращением. Надо было видеть его гримасу, когда он брался за лопату или грабли. Он относился к земле как к врагу и раздирал ее с яростью. Грубо и раздраженно он ударял
Таков был Филипп Куаффар, назначенный г-ном де Вердло в служители Помоны, который на следующий день после отъезда Аркенена часам к семи вечера предстал перед г-ном бароном, осторожно постучав перед этим в дверь комнаты, где г-н де Вердло находился в обществе девицы де Фреваль. День этот был ненастный; после небольшого перерыва снова начал накрапывать дождь. Через окна, выходившие в парк, видно было затянутое облаками небо и кусочек пруда, покрытого рябью от падающих капель. Так как погода не благоприятствовала прогулке, г-н де Вердло попросил Анну-Клод почитать ему что-нибудь вслух. Когда вошел Куаффар, девица де Фреваль еще держала в руках книгу. Куаффар казался смущенным и чувствовал себя неловко. Девица де Фреваль заметила, что шрам на его щеке утратил свой обычный белый цвет. Сам он хромал меньше, чем обыкновенно Г-н де Вердло спросил:
— В чем дело, Куаффар?
Куаффар, потирая руки, казалось, медлил с ответом.
— Там, господин барон… Там какой-то хорошо одетый человек, дворянин, вероятно, просит пристанища на ночь. Он говорит, что дороги полны воды и что лошадь его падает от усталости.
Г-н де Вердло испустил восклицание:
— О, боже! И Аркенена здесь нет!
Эти слова пронзили душу Куаффара, лицо которого при имени Аркенена исказилось гримасой ненависти. Г-н де Вердло добавил:
— Ну, все равно, нельзя оставлять дворянина под дождем. Пусть он войдет. Распорядись, чтобы приготовили голубую комнату, возле моей. А как назвал себя этот кавалер?
— Он сказал, господин барон, что его зовут кавалер де Бреж и что он — офицер.
— Офицер? Попроси его войти, Куаффар.
Куаффар, казалось, колебался. Шрам из беловатого стал розовым. Направляясь к двери, он сделал жест, как будто хотел что-то сказать. Дойдя до порога, он обернулся, но махнул рукой и вышел.
Г-н де Вердло втянул в ноздрю понюшку табаку.
— Что такое с Куаффаром? У него сегодня совсем странный вид.
Протекла минута молчания. Слышно было, как дождь ударял в стекла. Затем на плитах вестибюля прозвенели шпоры. Дверь отворилась, и путешественник вошел в комнату. Он был высокого роста и хорошо сложен. Его одежда являла некоторое подобие военной формы: сюртук с обшлагами и отворотами, несколько отличающийся от тех, которые обычно носят офицеры, — то, что сейчас же бросилось бы в глаза г-ну де Вердло, если бы он умел разбираться в нашивках. Но г-н де Вердло никогда не был на военной службе. Кроме того, внимание его привлекало лицо незнакомца, а не его одежда. Черты были правильные, резко выраженные, с оттенком надменности и хитрости, суровости и пленительности, одновременно и подвижные и скрытные. Однако гость приближался. Голос его прозвучал отрывисто и немного резко. Он поблагодарил г-на де Вердло за гостеприимство, которым воспользуется на одну только ночь, так как завтра на заре ему уже надо отправляться в путь. Он — офицер и догоняет свой полк. Он приносит извинение за поздний час своего посещения, ссылаясь на трудность путешествия по дорогам, на усталость своей лошади, нанятой им по пути. Все это было сказано в прекрасных выражениях, но с той странностью, что глаза говорившего не следили за направлением его слов. Это тотчас же было замечено г-ном де Вердло, который взглянул на то место, где сидела Анна-Клод де Фреваль. Если бы г-н Вердло был более внимательным, он был бы весьма удивлен бледностью, разлившеюся по лицу молодой девушки, и легким дрожанием ее руки, опирающейся на стол, но г-н де Вердло смотрел теперь на дождевые капли, которые скатывались с мокрой треуголки офицера, падая одна за другой на паркет. Он обдумывал фразы, которыми надо было ответить на слова вежливости и благодарности, только что обращенные к нему новоприбывшим. Ему не удалось придумать ничего лучшего, как пригласить путника за стол. Г-н де Бреж отклонил предложение, ссылаясь на крайнюю усталость и потребность в отдыхе. Он почтительно поклонился девице де Фреваль, приложив палец к губам, а затем послушно последовал за г-ном де Вердло, который, ничего не заметив, шел впереди, чтобы показать гостю дорогу в приготовленную для него комнату. Как только захлопнулась дверь, Анна-Клод де Фреваль одно мгновение оставалась неподвижной и погруженной в оцепенение, затем внезапно прижала свои руки к сердцу, удерживая рыдание, которое сжало ей горло и заставило трепетать плечи.