Шалтай–Болтай в Окленде. Пять романов

Дик Филип Киндред

— Чик повез Мэрион домой, — сообщила она, открывая дверь кладовой. — Ну что, может, протертого куриного супа?

— Давай, — вяло сказал он.

Она поставила суп на плиту и засунула в духовку замороженный куриный пирог.

— Я, наверно, виновата, — сказала она.

— Брось.

— Мы все погорячились. У него правда есть дельные идеи — знаешь, он ведь все это серьезно, он действительно этого хочет, а не просто дурака валяет.

— Хочет чего?

— Войти с тобой в долю, дорогой.

Роджер ничего не сказал.

—

Ты ему нравишься, — сказала она.

— Он мне тоже нравится.

— Он с уважением к тебе относится. Ты подумай: если он войдет в долю, у тебя будет новый фасад, а может быть, и вообще совершенно новый магазин.

Она включила в сеть электрический кофейник.

— Видно, денег у него куры не клюют.

— Он бы не стал просто сорить деньгами. Он разбирается в инвестициях. Смотрит деловые обзоры по телевизору. Знаешь, чем он больше всего интересуется? Цветным телевидением. Говорит, что в розничный магазин цветных телевизоров нужно будет вложить втрое больше денег при тех же товарных запасах.

— В лучшем случае, — хмыкнул Роджер.

— Он инвестор, — сказала Вирджиния.

— Наверное, да.

— Бедненький, ты как будто в облаках витаешь.

— Ничего, скоро пройдет. — Он поправил очки. — Как там Лиз?

— Спит, наверно. Я про нее и забыла.

— Отнесешь ей поесть?

— Проснется, попросит, тогда да.

— Сходи, спроси у нее, может, она есть хочет.

— Чего это я вдруг пойду, — возмутилась Вирджиния. — Если голодна, может сказать. Я ей не официантка.

— Ну и денек, — буркнул ее муж.

Она поставила суп на стол, и Роджер принялся сосредоточенно есть. Он шумно хлебал с ложки, и, глядя на него, она подумала, что так он не ел уже много лет. Когда она только познакомилась с ним, он, опустив голову, набрасывался на еду и жадно поглощал ее.

Ей вспомнился ужин у матери, в Мэриленде. Они впервые сидели за столом вместе. Он вот так же ел без остановки, не обращая внимания на Мэрион, не произнося ни слова.

В дверь позвонили. Вытерев руки, она побежала открыть дверь Чику.

— Спасибо, — сказал он и, сняв пальто, спросил: — Как он сейчас себя чувствует?

— Лучше. Ест.

Вдвоем они вошли на кухню. Роджер поднял взгляд на Чика.

— Хочу извиниться, — сказал Чик. — За то, что вас побеспокоил.

— Я просто устал. Скоро приду в себя. Выпейте кофе.

— Конечно, это вас надолго не задержит, — поддержала мужа Вирджиния.

— Ну хорошо, спасибо, — согласился Чик.

Он сел напротив Роджера. Вирджиния налила кофе обоим. Кофе Чик пил так же, как перед этим пил пиво. Он все мог оценить по достоинству, и он ей нравился. И как это он только мог связаться с Лиз?

— Лиз спит, — сказала она. — Мне не хотелось ее будить, и я ничем ее не накормила.

— Не дело это, чтобы она валялась на вашей кровати, — заявил Чик.

Его красноватое лицо светилось довольством. Она видела, что ему хорошо — сидеть в этой кухне и попивать

кофе вместе с ней и Роджером. Чик уже решил, что деловой разговор он отложит. Позицию Роджера он принял как окончательную и теперь был настроен расслабиться, пока Роджер не передумает. То, что он не стал упорствовать, тоже тронуло ее. Необязательно решать все сразу. Роджер прав. Воскресный вечер — не лучшее время для обсуждения деловых вопросов. Взяв с полки третью чашку и блюдце, она налила кофе себе и тоже села за стол.

— Какая у вас милая кухонька, — заметил Чик.

— Маленькая, — сказала Вирджиния. — Зато здесь тепло.

Роджер спросил:

— Чего это вам вдруг вздумалось заняться розничной торговлей. У вас же все так хорошо устроено.

— Мне интересно, — сказал Чик.

— Денег вы на этом много не заработаете. Телевизоры приходится слишком часто ремонтировать по гарантии. Сервис съедает прибыль.

— Дело не в деньгах, — сказал Чик. — Смысл в том, что в этой области можно экспериментировать. Мне нужен опыт. Я думаю, это дало бы мне пространство, в котором я мог бы совершенствоваться.

И он стал рассказывать им о своей собственной работе. Он говорил и говорил. Вирджиния уже не слушала, но ее муж, казалось, слушал — во всяком случае, он внимательно смотрел на Боннера. Но этот взгляд был почти презрительным. И ему не было по–настоящему интересно. Увлекательная тема слияния компаний и расширения ни в малейшей степени не задевала его.

Как узко он смотрит на вещи, подумала Вирджиния. Прозябает на каком–то клочке земли. Доволен тем, что исправит один телевизор утром, другой вечером. Телефонные звонки… Живет в царстве пустяков.

— С кинескопом телевизора, — перебил Роджер Чика, — приходится работать в лайковых перчатках. Если вдруг треснет, надо сразу отойти.

— Я думаю, — кивнул Чик.

— Обычно трескается в горловине. Это не очень серьезно. Конечно, на пятнадцать–двадцать баксов влетаешь в среднем.

— В каждом деле свои профессиональные риски, — обобщил Чик. — В любом пищевом производстве существует проблема порчи и загрязнения.

— Раньше, — продолжал Роджер, — самой большой головной болью был кинескоп, даже больше, чем напряжение. Помню, рассказывали про одного рабочего на конвейере — трубка взорвалась, и цоколь с острыми штырями прошел парню сквозь живот и вылетел с другой стороны.

Чик, с свою очередь, поведал о крысе, запеченной в буханке хлеба, которую купила старушка в Сакраменто.

— Бабуля отсудила тысяч сорок, не меньше, — сказал он. — Крысы — это проблема.

Раздался какой–то шорох, и Вирджиния повернула голову. Из спальни вышла Лиз.

— Привет, — сказала она, сонно стоя в дверном проходе и опершись рукой о стену. — Я проснулась от запаха кофе.

— Как вы? — спросила Вирджиния.

— Лучше.

Окончательно придя в себя, Лиз подошла к Чику. Он похлопал ее по спине и притянул к себе.