Шаман: Тайны мертвого ковена
Шрифт:
– Лиза сделала это, – прокашлялся Александр, доставая из холодильника изящный графин с серебряным колпачком, который, кажется, сохранился еще с царских времен. Глава семейства выставил на столешницу два стакана и наполнил их бордовой вязкой жидкостью, что текла расплавленной сталью. Один из них он подтолкнул к Ване, и Уля скривилась, стоило ему поймать и испить живительный для мертвецов нектар. Женя никак на это не отреагировал – привык. – Только никак не могу взять в толк, зачем ей понадобилось прятать собственную дочь, а затем убивать себя.
– Что?! С чего вы вообще взяли, что какая-та Лиза – моя мать?! – Вскипела Уля и Ваня отпрянул от нее, как от прокаженной. Он согнулся и выбежал из кухни, прикрыв рот ладонью.
– Возможно,
– Потому что я живу гораздо дольше тебя. – Александр с жадностью приник губами к краю граненного стакана и в два глотка осушил содержимое, причмокнув от наслаждения, что доставило ему утоление жажды. Некогда бледные губы налились алой жизнью. – И твоя мать строила свою магию на печатях. Я не знавал еще ведьмы, которая бы их так любила.
– Мы не знаем наверняка. – Женя слегка подтолкнул Улю к выходу. Безусловно, он врал. Версия Александра звучала правдоподобно, хоть в ней и было достаточно белых пятен, дыр, оставленных ружейными патронами. Однако Женя был не просто шаманом, а полицейским, и не мог поверить в первую же теорию, что ему предоставили. – Поэтому пока мы не можем утверждать, что Уля – дочь Лизы.
– На детский дом напали не просто так, и ты это знаешь, – настаивал на своем Александр, постучав костяшками пальцев по столу и согнувшись над ним. Губы его снова приобрели мертвенный оттенок, словно он не насытился кровью несколько мгновений назад. – То, что перед нами дочь Лизы, – неоспоримый факт. Если бы ты видел Лизу в возрасте Ули, то ты бы подумал, что она воскресла и искупалась в бассейне с гуашью.
– Эй! – Фыркнула Уля, поковыряв носком пол.
– Не суть важна, чья Уля дочь, – размышлял Женя вслух. – Мне нужно выяснить, кто за ней охотится, чтобы они понесли наказание и детоубийства не повторились.
– Собираешься их привести к адвокату и прокурору? – Скептически прищурился Александр, вылакав очередную порцию крови.
– Нет. – Женя положил ладонь Уле меж лопаток и повел к выходу. – В этот раз судьей буду я.
4 глава. Выпотрошенные ангелы
– Друзья, конечно, у тебя. – Уля слизывала растаявшее шоколадное мороженое с чайной ложки, накручивая на указательный палец прядь волос. – Неприятные типы. Таких в «Криминальной России» показывают. Уже представляю этот заголовок: «Вурдалаки обсосали весь Томск. А теперь двинулись к Новосибирску, но честный майор успел их перехватить».
– Даже я такую древность не смотрю. Сколько тебе там лет, не напомнишь? – Женя стер салфеткой кофейный привкус с разбитых губ. Благо, что ссадины на этот раз не ныли. После того, как они покинули Авдеевых, Женя предложил отвезти Улю к нему домой, а сам хотел отправиться в участок. Женя был слишком наивен, заикаясь о подобном варианте. Уля, словно боясь хотя бы на секунду остаться в одиночестве, заканючила, что уже проголодалась и не отказалась бы от чего-нибудь сладкого.
Батончик из «Ярче»[1] ей не подошел, и пришлось везти вредную ведьмочку в кафе-мороженое.
– Шестнадцать. И что? – Уля стукнула ложкой по пустой тарелке, оглядывая людей за соседними столиками. Из-за повышенной влажности кудряшки, что Уля распустила из хвостика, чтобы шальной ветер развевал их, когда они едут на мотоцикле, совсем распушились, и она сейчас больше походила на добродушный одуванчик, нежели не ходячую язву.
– А по тебе и не скажешь. Нолик случайно не забыла в конце?
– Да ну тебя! – Уля смяла чистую салфетку и кинула ее в Женю, но тот ловко увернулся от удара. – Мне скоро семнадцать, между прочим.
– И когда?
– Тринадцатого ноября.
– Не удивлюсь, если еще и в
Женя видел это в горящем в ее глазах любопытстве.
– Если они правы, и эта Лиза – моя мама. – Уля подтянула к себе стаканчик с изображением пингвина и с торчащей из мутной крышки голубой трубочкой, погрызенной сверху. – Зачем она это сделала?
– Я понял тебя, – тяжело выдохнул Женя. Он выудил зубочистку из пластиковой упаковки и зажал ее меж зубов, перекатывая языком в размышлениях. Нет, никакая еда у него не застряла. Так думалось легче. – Я не знал Лизу. Она убила себя, когда я еще школу не закончил. Да, меня уже тогда избрал дух-покровитель, но я не встал еще полноценно на эту тропу. За тот промежуток, когда я поступил в академию и временно уехал в Омск, главный сибирский ковен распался окончательно. От него остались лишь руины. Я не интересовался ведьмами и ведьмаками, что остались от него. Считал, покуда они не доставляют проблем, то и беспокоиться о них не стоит. Я и подумать не мог, что моя беспечность выльется в десятки мертвых детей.
– Ты не виноват в том, что произошло.
– Виноват, Уля. Я охраняю жителей Томска и должен знать о каждой ведьме и нечисти. Видела речушку недалеко от дома Авдеевых?
Уля утвердительно кивнула, потягивая молочный коктейль через трубочку. И как в нее столько сладкого и холодного осенью влезало?
– В ней обитает семнадцать русалок, и я каждую знаю по имени. – Женя развел широко руками. – Одна из них училась со мной в школе перед тем, как утопиться из-за местного хулигана. А тут я не осведомился о парочке ведьм, которые с такой страстью разыскивают потерянную верховную. Возможно, тебя. В общем, я не могу ответить, почему Лиза так поступила, потому что никогда не встречал ее. Только Ваня или Александр способны хотя бы предположить. Может быть, еще жена Александра и другие его сыновья, но они уехали из Томска.
– Если она моя мама, мне плевать на ответ. – Уля теребила большим пальцем резиновое лиловое колечко на среднем пальце. – Она бросила меня, и я за это ее ненавижу.
– Ненавистью ничем не поможешь. Только себя сожжешь.
– Женя, посмотри на семьи за другими столиками. – Уля уперлась локтями в круглый стол, заляпанный засохшими каплями мороженого, и подалась вперед, понизив голос. – Они ведь так счастливы. Родители привели сюда своих детей, чтобы провести время вместе, посмеяться. Тебе сказать честно? Я завидую им самой черной завистью, потому что, видимо, моя мама решила выпилиться, наплевав на своего ребенка… А… коктейль закончился. – Уля потрясла стаканчиком в воздухе, подперев щеку кулачком. Женя прикусил язык, смекнув, что Уля переменила тему не просто так. Рана была слишком свежей. Своими догадками Александр полоснул Улю по застарелому шраму одиночества, и Женя был уверен, что этот зуд, вызванный чувством покинутого всеми ребенка, она ощутила в этот раз в стократ ярче. Одно дело думать, что тебя бросили неизвестные люди или же тебе свезло спастись из семьи алкоголиков, а вот знать, что собственная мать покончила с собой, оставив тебя буквально на растерзание жестокому миру, – другое дело. И не волнует в такие моменты, насколько крепкие печати наложил родитель для защиты.